Аделаида Брауншвейгская, принцесса Саксонская

де Сад Маркиз Донасьен Альфонс Франсуа

На все просьбы принести платье, подобающее их полу, дамы получили отказ. По словам Штольбаха, судьи хотели, чтобы обвиняемые предстали перед судом в том же платье, в каком они прибыли в темницу; мужская одежда станет уликой на суде.

Время шло, тревога обеих женщин нарастала; наконец явился Штольбах и объявил, что сейчас отведет их к судье. Они снова стали просить его дать им женское платье. Напрасно… пришлось подчиниться. Какое унижение для самой гордой принцессы Германии!

Войдя в крохотный темный зал суда, принцесса едва не вскрикнула от удивления: посредине, на председательском

месте сидел майор Крейцер, отец Батильды, бывший комендант Торгау; неужели это ему предстоит решать участь ее и ее спутницы? Рассмотрев обвиняемых, изумленный Крейцер бросился к дочери и заключил ее в объятия; не в силах справиться с волнением, он отправил обеих женщин обратно в темницу, пообещав вскоре прийти к ним и все объяснить. В тот же день он явился к ним.

— Под предлогом усиления строгости содержания вашего я велел никого к вам не пускать, так что времени для разговоров у нас достаточно, — сказал он. — Начну с самого главного: ваш побег из крепости устроил граф Мерсбург.

— Мы знаем, — ответила Аделаида.

Разумеется, — перебила ее Батильда, — и он, без сомнения, сделал это из лучших побуждений.

— Но в таком случае, почему он прячется? — произнесла Аделаида.

— Граф знает, где вы сейчас находитесь? — поинтересовался Крейцер.

Нет… — неуверенно произнесла принцесса. — Хотя… но кто тогда следует за нами по пятам с тех самых пор, как мы бежали из Торгау? Кто рассказал о нас Шиндерсу, который заточил нас в башню, а потом и в эту тюрьму? Почему мы очутились здесь и на каком основании нас здесь удерживают?

— Не могу вам сказать, — ответил майор, — ибо знаю только, что вас обвиняют в убийстве. Уверен, обвинение это — ложь, а улики — поддельные, но для судей здешнего трибунала главное не установить истину, а наказать кого-нибудь. За всем этим явно просматривается могущественная рука и происки тайных агентов, имена которых мы никогда не узнаем. Я, разумеется, попытаюсь спасти вас всеми доступными и известными мне способами. И все же подумайте, кто, оставаясь невидимым, громоздит всю эту гору лжи?

— Увы, мы не знаем…

— Может, сударыня, когда-нибудь мы это и узнаем, — промолвила Батильда, — но сейчас, пользуясь выпавшей нам удачей, попросим отца рассказать нам, каким образом он — к счастью для нас — оказался в этом узилище.

— Сместив меня с поста коменданта, — начал майор, — принц Саксонский приказал мне возвращаться обратно в полк, где известие о моей немилости сослужило мне дурную службу. Прежние товарищи встретили меня столь сурово, что я решил оставить службу; вспомнив, что когда-то в юности я изучал законы, я решил попробовать себя на поприще законника, и, как оказалось, не зря, ибо мне сразу сопутствовал успех; так я очутился здесь… И благодарю за это Небо, ибо именно этому случаю я обязан счастьем обретения и дочери своей, и своей повелительницы.

Батильда тотчас принялась уверять отца, что больше никогда с ним не расстанется, но честный Крейцер деликатно намекнул ей, что чем сильнее страдания принцессы, тем больше она нуждается в заботе спутницы своей, а посему им обеим надобно думать только о побеге.

— За мной постоянно следят, — сказал Крейцер, — и я не вправе распахнуть

перед вами двери… Вы даже не представляете, насколько жестоки здешние порядки: стоит мне открыто выпустить вас, как я немедленно займу ваше место. Поэтому бежать вам придется тайно: я даже не смогу достать вам иного платья. Вот четыреста флоринов, кои мне удалось сэкономить: их хватит вам, чтобы добраться до Дрездена, куда я, сударыня, — обратился он к принцессе, — настоятельно советую вам направиться; там вы сможете приобрести одежду, подобающую вашему полу.

— …и оказаться во власти того, кто приказал заточить меня в темницу, того, кто до сих пор преследует меня своей яростью! О нет! Ни за что!

— Как знать, — произнес Крейцер, — чувства его могли измениться, и, возможно, он уже готов на все, лишь бы вновь обрести вас. Во всяком случае, могу сказать вам точно: он вас разыскивает.

— Чтобы погубить меня.

— Ах, — воскликнул отец Батильды, — мне кажется, чувства его далеко не столь свирепы.

— Мой дорогой Крейцер, я не люблю принца, а потому ничто не заставит меня вернуться к нему; вдобавок у меня имеются веские основания опасаться его.

— Но неужели вы намерены всю жизнь скитаться по Германии? Пристала ли такая роль принцессе Саксонской?

— Нет, и я согласна, что долг обязывает меня вернуться к тому, кого отталкивает мое сердце; но с ним я не обрету покоя. Поэтому, если я буду уверена, что супруг мой по-прежнему настроен против меня, я удалюсь куда-нибудь в уединенную обитель и там буду ждать, что приготовит мне судьба.

— Да смилостивится над вами Небо, — произнес Крейцер. — А когда вы, надеюсь, все же обретете счастье, не забудьте того, кто в тяжелые времена долгом своим почитал служить вам.

И Крейцер, вновь пообещав помочь пленницам выбраться на волю, заливаясь слезами, бросился к ним в объятия. Затем он ушел, а как только стемнело, к ним пришел человек, коего они прежде не видели, отпер дверь и проводил их в уже известный домик старца. Там они вместе с провожатым своим переночевали, а утром, попрощавшись с ним, отправились в Трир.

— Почему, сударыня, вы не потребовали вернуть украденные у нас вещи? — обратилась Батильда к принцессе, как только они остались одни.

— Я опасалась, как бы разжившиеся нашими деньгами негодяй-отшельник и мошенник Штольбах не помешали нашему побегу, или, еще хуже, как бы они не убили нас при выходе из крепости. Так что не брани меня, а лучше похвали за осмотрительность.

Поглощенные беседой путницы успели отойти от хижины отшельника почти на две мили, как вдруг услышали позади шум и, обернувшись, увидели, что за ними бегут несколько разбойников со зверскими рожами…

— Вот они! Вот они! — кричали разбойники. — Это те самые бродяжки, которым удалось улизнуть от нашего суда! Схватим их и убьем без лишних разговоров!

С этими словами негодяи набросились на Аделаиду и Батильду, связали их и потащили их за собой. Но тут появились Фридрих, Мерсбург и оруженосец Питреман: они ехали той же дорогой, ибо тоже держали путь в Трир. Рыцари тотчас поняли, что двое несчастных не по доброй воле следуют за компанией субъектов с гнусными физиономиями.