Аденауэр. Отец новой Германии
Шрифт:
Вскоре слухи о том, что Аугштейну грозит обвинение в государственной измене, широко распространились в боннских политических кругах, о чем свидетельствует хотя бы запись в дневнике Кроне за 22 октября. Лишь в этот момент о возбуждении уголовного дела против редакторов «Шпигеля» узнал наконец и Аденауэр; Штраус, который как раз и сообщил об этом канцлеру, позднее утверждал, что тот не высказал никаких возражений или оговорок. Возможно, канцлер просто не обратил внимания на то, что говорил ему министр обороны; его голова была тогда занята другим. Дело в том, что именно вечером 22 октября во дворец Шаумбург прибыли посол США в Бонне Уолтер Доулинг и сотрудник ЦРУ, доставившие канцлеру срочное послание Кеннеди. При аудиенции присутствовали Шредер, Глобке и главный советник Аденауэра по внешнеполитическим вопросам Хорст Остерхельд. В послании говорилось
На следующий день, 23 октября, Аденауэр направил Кеннеди послание, в котором выражал безоговорочную поддержку решения американского президента. В нем он высказал также подозрение, что «ракеты на Кубе могут быть предназначены для того, чтобы добиться уступок по Берлину» (об этом думали, кстати, и советники Кеннеди). Так совпало, что как раз в этот день следственный отдел при Верховном суде в Карлсруэ выписал ордер на арест Ауг-штейна и Алерса и производство обыска в их служебных помещениях и дома. На ужине в честь посла Ирландии, который состоялся вечером этого дня, Штраус отвел Аденауэра в сторону и сообщил ему, что и в его министерстве, и в министерстве юстиции делом «Шпигеля» занимаются статс-секретари, Штаммбергер в стороне. Аденауэр в ответ лишь кивнул.
26 октября, в пятницу, Штраус позвонил Аденауэру в Рендорф и сообщил последние новости: полиция совершила налет на редакцию «Шпигеля» в Гамбурге и ее боннский филиал, здания опечатаны, вход в них сотрудникам редакции воспрещен, Аугштейн и несколько его приближенных арестованы. Канцлер в это время был полностью поглощен записью своей речи, в которой он собирался разъяснить соотечественникам всю сложность момента, переживаемого миром в связи с Карибским кризисом, и которая должна была позднее транслироваться по радио. Поэтому он ограничился пожеланием, чтобы его держали в курсе дела, а вообще пусть Штраус действует по обстановке.
Тут Штраус допустил вторую роковую ошибку. Он получил информацию о том, что Алерс, укрывшийся от ареста в Испании, намерен перебраться в Танжер, где его уже будет вообще не достать. В половине второго ночи 27 октября военному атташе ФРГ в Мадриде была передана телефонограмма, где ему предписывалось немедленно связаться с испанской полицией и передать ей: Алерсу ни в коем случае не должно быть позволено покинуть территорию Испании, его следует немедленно задержать и экстрадировать. Все так и было сделано: Алерса схватили в Малаге, посадили в самолет, следовавший во Франкфурт, где его немедленно после приземления арестовала западногерманская полиция. Штраус, приехав в Рендорф, лично доложил обо всей этой операции канцлеру.
Как тот реагировал на эту новость, остается неизвестным, зато вся общественность Федеративной Республики была возмущена до предела. Все слишком напоминало то, как это делалось в Третьем рейхе, тем более что напрашивалась прямая аналогия с военным и прочим сотрудничеством между Гитлером и Франко периода гражданской войны в Испании. Министр внутренних дел Герман Хехерль, прижатый к стенке разъяренными журналистами, был вынужден признать, что его не информировали о подготовке этой операции. Не более информированным оказался и министр юстиции — упоминавшийся выше Штаммбергер, который не мог скрыть своего изумления всем случившимся. Пресса единодушно говорила о том, что образу демократического и правового государства, который так тщательно создавала для себя Федеративная Республика, нанесен непоправимый урон. Столь же единодушно всю вину возлагали на Штрауса.
Между тем второй кризис, международный, постепенно шел на спад. Советы согласились вывезти свои ракеты с Кубы; была достигнута негласная договоренность о том, что в качестве ответного шага Соединенные Штаты уберут свои устаревшие «Юпитеры» с территории Турции. Холодная война вернулась в состояние, которое можно было назвать нормальным, угроза термоядерной войны отступила. Теперь Аденауэр мог посвятить всего себя улаживанию аферы со «Шпигелем».
Штраус позднее утверждал, что Аденауэр с самого начала был в курсе истории с телефонограммой в Мадрид. И не только знал — именно канцлер и потребовал, чтобы он, Штраус, позвонил туда и дал соответствующие директивы военному атташе ФРГ. Действительно, трудно поверить, чтобы такая акция была
31 октября Аденауэр пригласил к себе лидера свободных демократов Менде и нескольких других представителей руководства СвДП, чтобы обсудить с ними состояние аферы со «Шпигелем». Он продемонстрировал собравшимся улики, найденные полицией в сейфе Аугштейна: фотографии военных объектов и документы с грифом «секретно». Однако деятели СвДП так и не получили ответа на вопрос о том, почему все шло в обход министра юстиции, представляющего в кабинете их партию; и в данном случае Аденауэр почему-то не решился предать гласности информацию о судимости Штаммбергера. Менде и его коллеги остались, естественно, не удовлетворены беседой. 2 ноября прошло заседание правления СвДП. Оно длилось восемь часов. По его результатам Менде в письменном виде отправил Аденауэру ультиматум: оба статс-секретаря — Фолькмар Копф в министерстве обороны и Вальтер Штраус в министерстве юстиции — должны быть немедленно отстранены от своих должностей, иначе министры от СвДП подают в отставку.
Аденауэр поначалу воспринял требование Менде уволить двух ни в чем не повинных чиновников как очередной
блеф, и Кроне с Глобке понадобилось несколько часов, чтобы убедить канцлера в обратном: только путем выполнения условий ультиматума можно еще спасти коалицию. Аденауэр уступил, за что, в свою очередь, подвергся резкой критике на заседании фракции ХДС/ХСС 6 ноября. Чтобы умиротворить «ястребов» в партии, он до предела взвинтил страсти в своих выступлениях в бундестаге на следующий день; там он даже не остановился перед утверждением, что Аугштейн «получил деньги за свое предательство», то есть, по сути, объявил главного редактора «Шпигеля» платным агентом не то Кремля, не то Ульбрихта. Представитель молодого поколения парламентариев от СвДП Вольфганг Деринг справедливо заметил по этому поводу, что канцлер нарушил сразу несколько юридических норм, включая и презумпцию невиновности, и принцип разделения властей. Аденауэр попросту отмахнулся от этих замечаний.
При всем при том он постарался осторожно отмежеваться от неуклюжих действий спецслужб. Дело «Шпигеля» было «такого свойства, что уж если им заниматься, то надо было полностью уйти в него, не считаясь со временем. Но я не мог пойти на это, у меня тогда были другие заботы» — так доказывал канцлер свое «алиби». Другими словами, он все списал на Кубу. Штраус, как мы видели, нарисовал несколько отличную, мягко говоря, картину.
Дело приняло новый оборот с арестом одного из сотрудников МАД, полковника Адольфа Пихта, которого обвинили в том, что именно он и иредуиредил Аугштейна о готовившейся против «Шпигеля» акции. Разгневанный канцлер 12 ноября вызвал к себе руководителя МАД Рейнхар-да Гелена и устроил ему допрос с пристрастием. Прервав допрос, он связался по телефону с находившимися в Карлсруэ Штаммбергером и генеральным прокурором Альбином Куном и потребовал их немедленного прибытия в Бонн, а когда они явились, поразил их заявлением, что они должны сейчас же арестовать Гелена. Штаммбергер, не растерявшись, ответил, что без ордера это сделать невозможно, и вызвался сам продолжить допрос подозреваемого. В конечном счете оба — и Штаммбергер, и Кун — пришли к единодушному выводу, что уж кто-кто, а Гелен ни в чем не виновен. Опять оказалось, что Аденауэру чудятся заговоры там, где ими и не пахнет.
13 ноября Аденауэр отправился в США — это был его последний в жизни визит за океан. В его отсутствие по инициативе возмущенного Штаммбергера было созвано совещание лидеров СвДП; вооружившись экспертными заключениями видных ученых-юристов из Бонна, Тюбингена и Кёльна, они пришли к выводу, что происходит надругательство над духом и буквой закона, что Штраус бесчестно лжет бундестагу и общественности, что дело «Шпигеля» основано на подтасовках фактов. 19 ноября, в день, когда Аденауэр вернулся из Америки, Штаммбергер вручил ему заявление об отставке. То же самое сделали остальные четыре министра от СвДП. В знак протеста против поступка коллег так же поступили министры от ХДС/ ХСС. Возник своеобразный правительственный кризис.