Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Шрифт:
Лишенные энергии, его доспехи не могли соединиться с моим ретинальным дисплеем, поэтому я не мог увидеть его жизненные показатели. Мне потребовалась невероятная концентрация просто для того, чтобы собрать достаточно энергии и потянуться к брату психическим чувством.
— Это твои братья? — спросил Хриплая Глотка.
— Тихо, — отрезал я.
— Ты жалкий сукин сын, Сломавший Клинок.
— Помолчи, пожалуйста.
Плохо дело. Я не мог сосредоточиться. Мне пришлось стянуть с Мала шлем.
Пока я трудился над замками на воротнике, чтобы
— Мы победили?
Я посмотрел на лежащие кругом тела и ощутил пустоту там, где когда-то в моем мозгу находилось сознание Кастиана. Энцелад казался затихающим шепотом. Малхадиил был еще слабее.
— Не уверен.
На борту «Карабелы» царила подавленность, что, впрочем, не было удивительным. Едва двери мостика со скрежетом отворились, я почувствовал тревогу команды, словно витающую в воздухе. Некоторые обрадовались, увидев одного из Кастиана, другие не знали нас достаточно хорошо, чтобы их это волновало, но опасались порчи, с которой нам пришлось столкнуться на поверхности.
Тальвин Кастор поднялся с трона и отдал честь.
— Сэр Гиперион.
Я махнул ему садиться обратно. При движении из моего поврежденного локтевого сочленения с треском сорвалась искра. Мои доспехи были в ужасающем состоянии; за это Аксиум мне часами будет читать нотацию. С Малхадиилом дела обстояли не лучше, а доспехи Энцелада вообще придется разрезать.
— Юстикар Галео мертв, — сказал я им. — Думенидон также. Главный враг уничтожен, а его воинство стало уязвимым. Через несколько часов от ярла Гримнара поступят приказы — «Карабела» объединит свою огневую мощь с остальным флотом для орбитальной бомбардировки.
Кастор коротко кивнул.
— Понял, сэр.
— На этом все. Мне придется пробыть некоторое время с Палладийскими Катафрактами. Зовите, если понадоблюсь.
— Сэр?
— В чем дело, капитан?
— Вы опять спуститесь на планету?
— Да, намереваюсь. Окончилась битва, но не война.
— Могу я узнать, сколько из ордена выжило?
Мне пришлось сглотнуть, чтобы заговорить.
— Тринадцать. Тринадцать из ста девяти. Я пока не знаю всех подробностей, но спасибо за участие.
Я искренне был ему благодарен. Немногие из наших слуг интересовались бы подобным вопросом.
— И еще одно, сэр.
— Говори.
— Вы теперь юстикар Кастиана?
Я заколебался. Я даже не думал об этом.
— Просто… займись делом, Тальвин.
Прекрасные черты лица Аксиума смотрели на меня в превосходной имитации симпатии.
— Гиперион, — начал он. В мастерской внезапно стало тихо.
— Побереги слова, — сказал я. — Прости, Аксиум, я сейчас не хочу обсуждать случившееся.
— Как пожелаешь, — он отступил назад, искусственные глаза пробежались по моим доспехам. — Ох, — наконец выдавил он. — О-хо-хо.
Я отсоединил штурм-болтер и положил его
— Сервоприводы локтевого отростка левой руки практически вышли из строя.
Я вытянул перед ним дрожащую руку. Нейронное соединение, которое делало мои доспехи такими отзывчивыми, теперь вызывало случайные мышечные спазмы, и сильнее всего в руке.
— Ох, — снова повторил он, наблюдая за моими подергивающимися пальцами. — Так дело не пойдет.
Мне отчаянно хотелось высвободиться из этой неуклюжей, тесной терминаторской брони. Мои личные доспехи находились там же, где я их оставил: в отдельном и закрытом хранилище у восточной стены рабочей комнаты.
Аксиум подозвал пару сервиторов. Как и в случае со всеми адептами Палладийских Катафрактов, у аугментированных рабов не было бионики, изготовленной из, как выразился однажды Аксиум, «вульгарных металлов»: золота, бронзы, меди и им подобных. Их бионические имплантаты были из хрома, железа, стали или — в редчайших случаях — чистого серебра.
Они приготовили инструменты-пальцы и серворуки, после чего начали трудоемкий процесс съема брони.
Несколько минут спустя они уже поднимали керамитовые пластины, липкие от крови на внутренней стороне. Аксиум застыл, встретившись серебряными глазами с моим взглядом.
— Ты ранен.
— Удары по сочленениям, и копье пробило бедро.
— Я говорю о лице. Ты выглядишь… неважно.
— Выживу. Болит только бедро.
— Да, да, соединяющие мышцы-кабели вокруг короткой приводящей мышцы правого бедра, — он наклонился ниже. — Теперь вижу.
— Я выживу, Аксиум. Просто сними это с меня.
Несмотря на усталость, я ощутил ее приближение. Я поднял глаза за секунду до того, как открылась дверь в комнату.
— Гиперион, — сказала Анника. Она вошла одна, никого из ее группы поблизости не было видно. — Кровь Императора, ты выглядишь…
— Живым?
— Да. Ну. Трон, ты же весь в крови.
И без того невероятное давление у меня в голове только усилилось.
— Кровь старая, а раны уже закрылись, — мне не нравилось, как они все возятся со мной, дергают, словно стервятники падаль. Когда Анника подошла ближе, сервиторы открутили еще несколько крепящих болтов, сняв очередной слой субдермальной брони с плеч и рук.
Анника казалась целой. Уставшей, но целой, за исключением царапин на пластинах нательного костюма. Она сдержала слово и сражалась на передовой, удерживая позиции с резервными полками.
— Ты слышал, как тебя прозвали Волки?
— Да.
— Сломавший Клинок.
— Я же сказал, что слышал. — Наверное, я ответил чуть резче, чем намеревался. Она отступила и одарила меня долгим взглядом.
— Гиперион…
— Галео и Думенидон мертвы, — я повел плечами, когда последняя деталь брони оказалась в промышленных зажимах сервиторов. — Малхадиил и Энцелад живы, хотя Энцелад ранен настолько тяжело, что уже никогда не наденет доспехи. У Мала отказал разум и позвоночник.