Адептус Астартес: Омнибус. Том II
Шрифт:
Я полагал, что видел все возможные реакции на трагедию нашего ордена. Но ошибся. Когда я рассказал Кассию о битвах, о потерях, о том, во что мы превратились, он продемонстрировал мне нечто иное. Он показал мне, как такие известия встречают герои.
Почти минуту Кассий простоял неподвижно с закрытыми глазами. Потом лицо командора исказила ярость, но она не выплеснулась криком — нет, воин принялся глубоко и ровно дышать. Казалось, он хочет очистить тело от эмоций, выдохнув их из себя. Затем его глаза открылись.
— И что же вы сделали? — спросил он.
— В
— Что вы сделали, чтобы отомстить за себя этим тварям? Что вы сделали, чтобы нанести ответный удар? Что вы сделали, чтобы очистить галактику от ксеногенной грязи раз и навсегда?
Я положил руку ему на плечо:
— Как только мы вернемся на «Сердце Соты», ты об этом узнаешь. Мы стартуем немедленно. Братья будут счастливы снова тебя увидеть.
Я улыбнулся ему, но ответной улыбки не последовало.
— Мы не можем уйти, пока не закончили дела здесь.
— Пока не закончили? Но вы с нами. Зачем еще оставаться?
Кассий кивнул в сторону иллюминатора:
— Этот корабль убил почти половину моей роты и пожрал их тела.
— Но сейчас он мертв, — заверил я командора.
— Мы не сумели его прикончить.
— Нет, однако это наверняка сделали наши братья из других орденов на Ичаре IV или имперский флот. Я понимаю, что вы жаждете мести, командор. Поверьте, я тоже хочу отомстить за каждого из павших братьев. Но наша задача выполнена. Нельзя убить корабль дважды.
— Вы неправильно поняли меня, брат-сержант. Никто не убивал этот корабль. Он все еще жив.
Фрасий исчез тогда на несколько дней. Нам сказали, что магистр уединился и предался медитации, дабы постичь волю Императора в отношении нашего ордена, однако позже мы узнали, что он оставил нас ради какой-то секретной цели. Перед этим он говорил, что нам нужна передышка. Требуется время, чтобы восстановить орден. Многие были не согласны.
Я не жду от вас понимания. Мы — Астартес. Мы не такие, как вы. Мы не просыпаемся по утрам с мыслью: для чего прожить наступивший день. Мы знаем. С того дня, когда нас отбирают, и до смерти нам известно, в чем состоит наша цель. Мы сражаемся во имя Императора. Если нам отдают приказ, мы его исполняем. Если нас бьют, мы наносим ответный удар. Если мы погибаем, то погибаем с мыслью, что другие займут наше место. Мы не останавливаемся, не бережем силы и не прощаем.
Мы сражаемся. В этом суть нашего служения Императору. Это то, что мы есть. Если мы не сражаемся, значит, мы не служим ему. А если мы не служим ему, наша жизнь не имеет смысла. С тем же успехом можно приказать Механикус не строить, священнику — не проповедовать, телепату — не думать, а кораблю — не пускаться в плавание. Как это возможно? В чем тогда цель их существования? И все же Фрасий просил нас именно об этом — потому что потери, которые мог понести орден даже в самой ничтожной кампании, стерли бы нас с лица земли. Если мы хотели выжить, мы не могли позволить себе потерять ни одного бойца. А если мы не могли никого потерять, значит, мы не могли воевать. Но как долго?
Наш арсенал, тренировочные плацы — целый мир, утраченный вместе с Сотой, — все это, пожалуй, можно было восстановить. Но что делать с геносеменем? Геносемя наших погибших братьев и то, что было в хранилищах Соты, поглотил «Кракен».
Нет, лучше уж положить этому конец в последнем крестовом походе. Так сказал мне мой командир, брат-сержант Ангелой, и я согласился с ним — как и многие другие на «Сердце Соты». Когда Фрасий вернется, мы сообщим ему о принятом решении и потребуем, чтобы он подчинился. Не ради славы, но ради наших душ. Некогда мы знали величие, так пусть же наша история завершится крестовым походом, который закончится лишь со смертью последнего из нас. Другие ордены займут опустевшее место, а наши души вольются в его светлое воинство, и имена Кос Императора будут овеяны славой до тех пор, пока живо человечество.
— Поверьте мне, командор… — я повысил голос, пытаясь убедить его.
— Лучше ты мне поверь, сержант. Я провел на борту этого монстра почти три года. Не сомневайся в моих словах.
— Ауспик…
— Ауспик ошибается. Наша техника, да будут благословенны его труды, в половине случаев дает ошибочный результат. Мы не какие-нибудь прямолинейные ксеносы вроде тау. Мы полагаемся на человеческую плоть и кровь, и я уверен, что в корабле еще теплится жизнь.
— Даже если и так, — возразил я, — это не имеет значения.
Кассий моргнул. Моя реплика его удивила.
— Допустим, корабль-улей еще жив, несмотря на показания ауспика и то, что мы видели на борту. Но это неважно. Мы отправим депешу флоту, и они вышлют кого-нибудь, чтобы добить эту падаль.
— Ты сам говорил, сержант, что флот по уши завяз в сражениях с эскадрами-ульями, разбегающимися от Ичара IV. У них нет лишних кораблей, так что никто не прилетит сюда. А эта мерзость залечит раны и набросится на другие миры. К тому же не пристало Астартес возлагать свои обязанности на смертных.
— Тогда вернемся сюда вместе с братьями. С нашими боевыми кораблями. Мы сами прикончим тварь.
— Мы уже здесь. И мы должны покончить с этим сейчас. Приготовься к повторному десанту. Это мое последнее слово.
— Но я не могу…
— Ты ставишь под сомнение мои полномочия, сержант?
— Нет, — спокойно ответил я. — Но вы ставите под сомнение мои. Это моя команда. Мое задание. А вы… вы не можете отдавать приказы.
— Что?
— Ты пробыл на этом корабле три года, брат, — мягко сказал я. — Окруженный ксеносами — один из них обосновался всего в паре сантиметров от тебя. Мы не знаем, что с тобой произошло. Даже ты не знаешь. Устав ясен. До тех пор пока ты не вернешься с нами, пока тебя не обследует и не очистит апотекарий, у тебя нет права командовать.