Адептус Механикус: Омнибус

Сандерс Роб

Цинк посмотрел вверх, пытаясь его найти. Нечто заняло все небо — огромная тень с квадратными дырами, из которых падали столбы божественного света.

Горны улья заревели снова.

Цинк не мог подыскать названия для штуки, занявшей небо, но знал, что уже видел такую раньше. Она заставила его затрепетать, но не внушающим страх видом, а из-за осколков воспоминаний, которые породила в его поврежденной голове.

Из запавших глаз Цинка необъяснимо брызнули слезы. Узловатые руки помимо воли вспомнили старую привычку и сложились в знамение шестерни.

Толпы заполнили

Перпендикуляр и прогулочные площади под Конгрессом. Вдоль Бастионов до самой площади Киодра выстроились ликующие миллионные колонны, восторженно провожая процессию прелата экуменика Министории Ореста. Процессия величественно шествовала от Базилики к Марсову полю, чтобы поприветствовать и благословить прибывающего принцепса Легио Инвикта. Из шагающей кареты толпе помахивал прелат Гаспар Луциул. Его сопровождала свита из тысячи жрецов и двух тысяч экклезиархальных служителей — река из позолоченных ряс, пурпурного бархата, меховых оторочек и серебряных посохов со сверкающими белыми берегами из министорских копейщиков и алебардщиков. Плеяда охранных серафимов скользила над кавалькадой, по такому случаю неся в руках длинные, струящиеся флаги Экклезиархии.

Повсюду, развернутые с балконов жилых домов и вывешенные на фасадах государственных зданий, развевались и колыхались знамена и стяги: аквилы, шестерни, эмблемы Гвардии и Флота, аскетичные символы Муниторума, цветистые вымпелы торговых домов, публичные плакаты, гордо отмечающие различные службы и профессии улья, дворянские гербы, причудливые узоры ремесленных гильдий и торговых ассоциаций, напыщенные символы коллегий и академических сообществ и даже мрачные, вселяющие ужас штандарты ордосов Ореста.

На восемьдесят восьмом уровне коммерции, как в любой другой торговой точке улья сейчас, лавки остались открытыми и вечером, после обычного времени окончания торговли. Перекрестки и переулки, освещенные нафтовыми факелами, были битком набиты гуляками — уже пьяными и только еще жаждущими напиться, захлестнувшими таверны и столовые, покупающими сувениры, безделушки, талисманы, жетоны с религиозными высказываниями, кулоны с гербом Ореста, маленькие оловянные аквилы, значки орестских полков, обереги, подарки на память, камешки на счастье, амулеты на удачу. В «Анатомете» Манфред Цембер едва не хохотал во весь голос, продав двадцать девятого за день игрушечного титана. Он заказал мелкому механику с западного конца коммерции большую партию по своим чертежам: сто штук — рисковое вложение. Если бы игрушки не продались, он никогда бы не смог расплатиться с механиком, а городские бейлифы забрали бы «Анатомету» и отправили его в долговую тюрьму.

Надо было заказать больше. Двадцать девять игрушек меньше чем за пять часов принесли ему больше, чем он обычно зарабатывал в квартал. Он уже мог полностью расплатиться с механиком, заказать еще пятьдесят игрушек, и в кубышке у него еще остались бы деньги.

— Они просто изумительны, — воскликнул очередной покупатель, прямо как лорд-губернатор деду Цембера шестьдесят лет назад. Как изменились времена. — Можно посмотреть, как он ходит? — попросил покупатель.

— Конечно, сэр, — ответил Цембер, взял «Владыку войны» и повернул ключ у него на спине.

Трррк! Трррк! Трррк!

Он пустил игрушку по прилавку.

Покупатель

захлопал.

— Я беру два! — решил он. — Очень искусные штуковины! Вы, наверное, из Кузницы, сэр?

Цембер поклонился.

— Я лишь скромный игрушечник, сэр, — ответил он.
– Вы слишком великодушны, делая мне такой комплимент.

— Значит, два. По одному каждому сыну. Еще пара лет — и они станут достаточно взрослыми, чтобы записаться в резерв третьей очереди.

— Вы наверняка очень гордитесь ими, сэр?
– произнес Цембер.

— Это точно. Значит, два. Я решил — два. Вон того синего «Разбойника» и темно-красного «Владыку войны», который вот ходит перед нами.

— Вам завернуть? — спросил Манфред Цембер.

Стефан Замстак закрыл дверь своей маленькой квартирки и запер замок. Слышать шум было невыносимо. Весь Мейкполь гудел от топота и голосов. Улей сошел с ума, и он знал, что галдеж продлится далеко за полночь.

Стефан отработал полторы смены. Начальник приказал очистить грузовые палубы порта, чтобы освободить место для снаряжения, прибывающего с новым легио. Изматывающая работа: ни поболтать, ни передохнуть, таскайся с одного конца причала на другой, тягай туда-сюда рычаги сипящей гидравлики погрузчика, подбирая и перетаскивая ящики. Свободное пространство скоро будет в большой цене.

Большая часть его товарищей вместе с Гарнетом и Хомульком закончила смену и отправилась в бары и таверны праздновать. Райнхарт одарил каждого серебряным флорином и улыбкой.

— Отлично поработали сегодня! Выпейте за победу за мой счет, парни. Слыхал что-нибудь? — спросил он у Стефана.

— Ничего, — ответил Стефан.

Ничего.

В маленькой квартирке было холодно, но Стефан не хотел зажигать обогреватель. Жилище было таким маленьким, но без нее оно стало просто огромным. Уведомление — пластинка с сообщением в пакете из фольги — опять находилось на пластековом столике в общей комнате, видимо походя поднятое и положенное на место Калли, рядом со стопкой немытых чашек и половинкой полбового батона, уже голубого от плесени.

Ничего. Она ушла уже несколько дней назад, а он даже не знал ни где она, никогда он увидит ее снова, ни жива ли она вообще. Стефан думал о ней: о ее улыбке, о звуке ее голоса, о переливе ее коротких светлых волос, о запахе ее тела, о вкусе ее губ, о спокойствии ее прикосновений, о маленьком золотом колесике.

Усталый и дрожащий, он опустился на колени перед домашним алтарем, осенил себя знамением двуглавого орла и с почтением поднял глаза на хрупкий бронзовый символ. Букетик цветов в бутылочке завял.

Стефан начал молиться Богу-Императору, прося о спасении, прося дать сил, прося за Калли, где бы она ни была.

Снаружи в коридоре гуляки принялись орать и петь, стучать в двери, мешая ему сосредоточиться на молитве.

Он в ярости вскочил и замолотил кулаками изнутри в запертую дверь:

— Заткнитесь! Заткнитесь, ублюдки! Оставьте меня в покое!

Но из-за громкого шума его никто не услышал.

В Аналитике было почти тихо, слышалось лишь гудение работающих систем и жужжание когитаторов. Несмотря на празднества снаружи и позволение магоса, большинство из девятисот адептов и логисов добровольно остались на своих рабочих местах.