Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика
Шрифт:
— С ослом всегда все в порядке. Я, собственно, хочу сказать, что страхи связаны с общим представлением о мире. Скажем, для религиозного человека существует «контрабанда» и «граница», которые отсутствуют в мире человека нерелигиозного. Соответственно, он испытывает переживания, совершенно непонятные…
— «Ослу» — в терминах вашей контрабандистской новеллы.
— Я этого не сказал — это вы сказали. Но ослы действительно не ощущают страха перед «границей». И не потому, что смелы, а потому, что ослы.
— Они считают, что эта «граница» иллюзорна.
— Да, осел так считает: граница для него действительно
— Вряд ли вы кого-то обидели: никто не склонен считать себя ослом, а ваша притча дает возможность не только религиозной интерпретации. Кстати, она напоминает мне известный библейский рассказ — тоже с ослом. Авраам по велению Всевышнего идет принести в жертву своего сына Исаака. Исаак уже, кажется, все понял. Надо полагать, двое слуг чем дальше, тем больше, ощущают давление разлитой в воздухе духе тревоги. Осел везет дровишки для жертвоприношения и чувствует себя очень хорошо.
— И тут, и там осел не вовлечен в ситуацию. Ее смысл ему недоступен.
— Вы чуть раньше сказали, что страхи связаны с общей концепцией мира. А как же фобии? Скажем, Гофман боялся пауков. При чем тут концепция мира?
— Дело в том, что не существует единой природы страха. Вы привели хороший пример. Это чистой воды фобия, и как таковая она, конечно, иррациональна. В чем специфика любой фобии? В том, что опасности на самом деле никакой нет, но страх не контролируется сознанием и волей. Специалисты насчитывают около пяти десятков разнообразных фобий. У меня был один знакомый раввин, который панически боялся грома и молнии. Некоторые люди боятся жениться.
Николай Гоголь — человек,
боявшийся жениться и посвятивший
этой интересной фобии известную пьесу
— У Гоголя есть сочинение, посвященное этой интересной теме. Да и сам он так и не женился.
— Ну он не одинок. Это очень распространенная фобия. Кто-то боится сменить работу, кто-то — место жительства, да мало ли! Это страхи, мешающие нормально жить.
— И все-таки насчет картины мира…
— В истории, которую я рассказал вам вначале, сталкиваются два представления о мире: контрабандиста и осла, причем разница в понимании порождает разницу в самоощущении. Боязнь нарушить заповедь, страх перед смертью, страх перед всемирным заговором — все это интегральные части соответствующих картин мира.
— Вы у помянули раввина, который панически боялся молнии. Как быть с его картиной мира? Кстати, если я не ошибаюсь, в иудаизме существует благословение на молнию.
— В еврейском отношении к жизни заложено широкое приятие всего, с чем встречается человек. Оно зафиксировано во множестве разнообразных благословений: есть благословение на хлеб и вино, а есть — на молнию и землетрясение.
— Но если человек с благодарностью и даже с благословением принимает все, что посылает ему Всевышний, то, казалось бы, тут вообще не должно быть места страху?
— Это, собственно и есть проблема фобии: человек может прекрасно отдавать себе отчет, что переживаемые им чувства не соответствуют его пониманию мира, но он бессилен с этим справиться. Это проблема не мировоззренческая, а психологическая, а в более остром случае — психиатрическая.
В
Напоследок хочу рассказать вам об одном своем добром израильском знакомом. Этот молодой человек, поступив в элитную армейскую часть, куда принимают одних только добровольцев, сумел скрыть, что страдает острой боязнью высоты. В программу подготовки входили прыжки с трехметровой высоты со страховочными ремнями. Он сумел преодолеть себя и все-таки прыгнул, но во время прыжка потерял сознание. Командование оценило его мужество: он был единственным человеком в части, который получил красный берет, не совершив ни одного прыжка с парашютом.
Очень узкий мост
Как генерал-губернатор еврея страху Б-жьему научил
Адин Штейнзальц отвечает на вопросы журналиста Михаила Горелика
Московский раввин Яков Мазе рассказывает в своих воспоминаниях об одном старом отставном солдате, который поражал всех особенной ревностностью в исполнении заповеди тфилин.
— Почему именно тфилин?
— Вот и раввин его спросил о том же самом. «Меня научил этому московский генерал-губернатор». И он рассказал, как служил в армии и был поваром; однажды в часть неожиданно приехал московский генерал-губернатор Закревский [2] и потребовал, чтобы его немедленно провели на кухню: знаю, дескать, как солдат кормят! Все, понятно, трепетали. Закревский попробовал, и ему, противу ожиданий, понравилось. «Давайте-ка сюда повара!». Зовут повара. «Кто тебя учил готовить?». — «Всевышний, Ваше превосходительство!». — «Ну, у тебя хороший учитель, да и ты, видать, неплохой ученик — беру тебя к себе в дом помощником повара».
2
Закревский Арсений Андреевич (1783–1865) — граф, московский генерал-губернатор в 1848–1865 годах..
— История вполне в духе Лескова.
— Ну, это только еще начало. У генерал-губернатора было заведено, что каждое утро он вызывал к себе повара, и они обсуждали меню на следующий день. А еврей в это время молился. Между тем генеральский повар страдал пристрастьем к бутылке и однажды так набрался с утра, что был не в состоянии предстать пред господином. Зовут помощника. Он быстренько снял талит и головной тфилин, тфилин на руке затолкал в рукав и поспешил к генералу.
Обсуждают они меню, солдат записывает, и вдруг Закревский замечает в рукаве у солдата нечто странное. «Это еще что такое?!». Тот объяснил. «Так это что, Б-г тебе велел надевать?». — «Так точно. Ваше превосходительство!». — «А почему ты это спрятал?». — «Боясь Вас, Ваше превосходительство!». — «Это как понимать?! Ты это что же, меня больше Б-га боишься?! Эй, люди, всыпать ему горяченьких для общего вразумления!». И педагогическое распоряжение генерал-губернатора было немедленно и с рвением исполнено.