Адмирал Империи 33
Шрифт:
Да что там говорить — любой мало-мальски решительный придворный интриган в два счета упрячет этого воробушка в золотой клетке, а то и вовсе живьем проглотит со всеми потрохами. И никакие мудрые наставники вроде самого Птолемея или бравой Таисии тут не помогут. Ведь на практике их регентство над несовершеннолетним императором превратится лишь в фиговый листок, призванный придать благопристойный вид форменному издевательству над здравым смыслом и политической стабильностью Империи…
— Даже если бы я поддержал кандидатуру Ивана Константиновича, как вы того просите, государь, Сенат никогда не утвердит мальчика новым императором, — твердо произнес Птолемей Граус, испытующе
Произнося эти слова, Граус в душе проклинал себя за неосторожную вспышку. Ну что за безрассудство — перечить смертельно больному императору, нависнув над его ложем? Тем более сейчас, когда тот собирается оказать тебе величайшее доверие, фактически вверяя судьбу династии и державы. Как можно быть настолько глупцом, чтобы рисковать всем из-за какой-то минутной слабости?
Однако Птолемей ничего не мог с собой поделать. При всем своем придворном лицемерии и лести, в глубине души он был истинным государственником, радеющим за интересы Империи. И сейчас он просто не мог молчаливо потворствовать безумной затее царя, ведущей к неминуемой катастрофе.
Ведь Граус лучше, чем кто-либо другой, представлял себе истинное положение дел как при дворе, так и на необъятных просторах российского сектора контроля. В отличие от прочих царедворцев, погрязших в мелочных дрязгах и интригах, первый министр обладал целостным видением ситуации. Благодаря разветвленной агентурной сети и аналитическому складу ума он всегда был в курсе малейших изменений общественных настроений во всех уголках Империи. И сейчас Птолемей со всей отчетливостью осознавал: куда бы ни завела страну болезнь государя, передача власти младенцу тем более в обход закона, станет для нее губительным шагом, гарантированно ввергающим наши звездные системы в пучину гражданской смуты.
Поэтому Граус в данный момент готов был без колебаний пожертвовать своим придворным реноме и безупречной репутацией верного слуги, лишь бы образумить одержимого безумной идеей императора. В конце концов, речь шла не просто о личной преданности монарху, но о судьбах сотен миллионов подданных на сотнях планет и звездных систем. Перед лицом такой ответственности меркли любые соображения личной выгоды и комфорта.
Однако все благородные порывы и убедительные доводы первого министра разбились о глухую стену непонимания. Константин Александрович, и без того пребывавший на грани помрачения рассудка от нечеловеческих страданий, словно и не слышал страстного призыва своего ближайшего советника. Все его мысли сейчас занимала лишь одна неотвязная идея — любой ценой передать трон сыну Ивану, сохранив власть в руках своей семьи. Это затмевало все остальные соображения, в том числе заботу о реальном благе Империи.
— Традиции ничто, космофлот и верные штурмовые отряды — вот настоящая сила, — сухо прохрипел император, кривя рот в жутковатом подобии усмешки. Каждое слово давалось ему с мучительным трудом, но он упрямо продолжал, невзирая на приступы лающего кашля, то и дело скручивающие истерзанное болезнью тело. — Что касается традиций, то я — император Всероссийский, а значит, как первому из династии мне эти традиции и устанавливать…
— Да, но если мы объявим наследником вашего младшего сына, многие в Российской Империи могут не согласиться с таким грубым нарушением
— Поверьте мне, государь… — почти умоляюще прошептал первый министр, в последней отчаянной надежде призвать монарха к благоразумию. Он склонился еще ниже над бледным как мел лицом самодержца, пытаясь поймать ускользающий взгляд воспаленных глаз. — Отчего я сейчас и молю вас, чтобы вы изменили свою волю…
Сложность ситуации действительно заключалась в том, что у императора на самом деле не было права ставить на престол никого, в том числе своего сына. По закону Империи монархия была выборной, а дворянство — личным, без возможности прямого наследования по крови. Унаследовать аристократические титулы от родителей в общем случае было нельзя. Их следовало добиваться собственными заслугами и доблестью на службе царю и Отечеству.
Правда, влиятельные аристократические семьи веками успешно обходили этот запрет, правдами и неправдами выбивая для своих чад дворянские грамоты с самых юных лет. На этом уровне проблем особых не существовало — всегда находились лазейки и уловки для торжества кумовства над законом. Но сейчас речь шла о деле совсем иного масштаба — о самом престолонаследии, фундаментальном вопросе жизнеустройства Российской Империи. Тут уж никто не посмотрит сквозь пальцы на царский произвол и беззаконие, чреватые гибельной анархией и развалом страны.
Еще куда ни шло, если бы государь-император передавал трон какой-то действительно достойной кандидатуре — опытному государственному мужу, прославленному космофлотоводцу или, на худой конец, человеку с безупречной репутацией. По крайней мере, это можно было бы хоть как-то обставить ссылками на высшую необходимость, заверениями в экстраординарности момента. Да и высшая бюрократия с генералитетом не стали бы слишком уж упираться, лишь бы соблюсти внешние приличия и заполучить себе послушного правителя.
Но восьмилетний ребенок на троне?! Это уже ни в какие ворота не лезло. Даже конченные глупцы и лизоблюды при дворе прекрасно понимали, что в такой расстановке просто нет никакого практического смысла, кроме удовлетворения прихоти одряхлевшего венценосца. Ни малолетний Иван, ни его старшая сестра-регентша при всем своем уме и отваге не смогут сколь-нибудь долго удерживать власть в своих неопытных руках. Ведь это чистейшее безумие — делать ставку лишь на грубую силу плазменных штыков «преображенцев» и 'семеновцев, игнорируя фундаментальные законы и чаяния подданных. Рано или поздно это шаткое равновесие неминуемо обрушится, ввергнув Империю в пучину кровавого хаоса…
…Что касаемо возможного наследника. Маленькому Ивану — самому младшему сыну Константина Александровича в этом году исполнилось восемь. Император просто обожал мальчика и постоянно выделял его из всех остальных своих детей. Бесчисленные придворные льстецы, безошибочно угадывая малейшие колебания державной воли, наперебой превозносили царственного отрока, всячески подчеркивая его исключительность и необыкновенные таланты. Дошло до того, что заискивающие царедворцы принялись сочинять в честь юного Ивана хвалебные оды, где сравнивали смышленого ребенка то с библейским пророком, то с могучим титаном, способным одним мановением перста сокрушить всех врагов Отечества.