Адмирал Колчак и суд истории
Шрифт:
Я, как уже говорил ранее, в первых показаниях, все время с декабря месяца по конец марта 1919 г. находился в Иркутске при канцелярии и обозе отряда Красильникова, и в первых числах апреля переехал с канцелярией и обозом в Канск. Отряд в это время все еще был в Христо-Рождественском, где находился и сам Красильников со штабом. После похода на Тайшетский фронт, о котором упоминалось выше, отряд Красильникова в целом военных действий не принимал, действовали только разведочные части по направлению на Опал и на Тасеево. Боев в это время – апрель и май не было.
Я, по приезде в Канск, не имея представления о крестьянском повстанческом движении в Канском уезде, стал собирать о нем сведения среди деятелей кооперации и местных самоуправлений земского
Своими впечатлениями я поделился с полковником Жилинским, командиром 1-го полка. В это время отряд Красильникова был преобразован в регулярную часть, с наименованием его егерской бригадой, и в бригаду эту входили два пехотных полка, конный дивизион, под командой войскового старшины Сидорова, артиллерийский дивизион тогда без пушек, под командой полковника Бабушкина, бригадный обоз, который находился под моим ведением, но фактически руководился капитаном Ильенко, управление бригадного интенданта, причем тоже под моим ведением, причем интендантом был штабс-капитан Чиж, канцелярия тоже под моим ведением, заведующий штабс-капитан Марченко, и бригадный лазарет с бригадным врачом Травером; 1-м полком пехоты, который находился в стадии формирования, которое было поручено капитану Лавину, командовал Жилинский. Все части отряда, за исключением 1-го полка и конного дивизиона, никакого участия в военных действиях в Канском районе не принимали.
На Жилинского мои сообщения сильно подействовали, и он с этих пор стремился сохранить пассивность в действиях своей части и для того, чтобы пассивность эта не бросилась в глаза, начал строить блокгауз вокруг с[ела] Х[ристо]-Рождественского. Действия Жилинского вызвали неудовольствие со стороны штаба Розанова, который воздействовал и на Красильникова. И вот тогда уже в июле 1919 г. Розановым был прислан на Тасеевский фронт полк из каппелевского отряда, шедший из-за Омска, под командой подполковника Ромерова.
Этот полк должен был показать, как нужно действовать; кроме того, на тот же фронт с севера был послан отряд штабс-капитана Пономарева, полков[ника] Ромерова, и отрядом Пономарева было сожжено несколько селений, произведен ряд расстрелов, численное количество грабежей. Ромеров собрал до 300 тыс. руб. контрибуции с крестьян, а Пономарев в Тасеево в своих безобразиях доходил, например, до следующего. Когда один солдат его отряда пожаловался ему, что какая-то крестьянская девушка не хочет выходить за него замуж, Пономарев решил применить к ней особый способ внушения, – он заставлял ее саму присутствовать при повешениях и расстрелах; после 2–3 таких присутствований девушка согласилась выйти замуж за солдата. В результате всего этого штабс-капитан Пономарев был произведен в капитаны и представлен Розановым к какой-то итальянской боевой награде, а Ромеров из подполковника произведен в полковники.
Что же касается бригады Красильникова, то благодаря ее пассивности на внутреннем Канско-Тайшетском фронте решено было отправить ее на внешний фронт, чего Красильников давно добивался. Я в это время был уже в Омске, и уже без меня бригада Красильникова была изменена на Канско-Тасеевском фронте частями 32-го Сиб[ирского] полка, 55-го Сиб[ирского] полка и какого-то Енисейского казачьего полка. После этого в начале сентября бригада Красильникова была сосредоточена, за исключением 1-го пехотного полка, оставшегося для
Я упоминал выше о грабежах и насилиях, творившихся офицерами красильниковского командного состава Сумароковым и Гебером. Насилия и грабежи эти выражались в отобрании у мирного населения дох, будто бы для перевозки раненых, конфискация фуража и продуктов довольствия и добровольное имение лошадей, избиение нагайками несогласных и протестовавших против этих действий, и в единичных случаях – в расстрелах жителей. Одновременно Сумароковым и Гебером в том же направлении грабежа и насилия действовали томские гусары (персонально никого указать не могу) и есаул Трофимов со своей сотней, кажется, из Енисейского казачьего войска.
Трофимов отличился насилиями до такой степени, что по приказу Артемьева (иркутского) сотня его была расформирована и он сам разжалован. Сумароков и Гебер грабежи и насилия возвели в систему. При Жилинском, Степанове и Сидорове эта система грабежей и насилий со стороны красильниковских частей была упразднена; наблюдались, правда, отдельные случаи прежнего характера, но они преследовались и влекли за собой привлечение виновных к ответственности. Так, например, по приказанию Сидорова были расстреляны один офицер и два казака за попытку ограбления одного мельника. Жилинским и Сидоровым были отменены не только конфискации, но и реквизиция. Во время моего пребывания в Канске мне пришлось узнать, что там комендантом города, прапорщиком Алексеенко, практиковались случаи расстрела под видом побегов из тюрьмы. Это было мною доведено до сведения начальника района полковника Малыхина, которым, по совещании со мной, был дан приказ, что политические аресты могут производиться только по распоряжению Малыхина и коменданта города… Причем Алексеенко с должности командира был устранен, а на его место было назначено Малыхином другое лицо. Потом Алексеенко снова появился, уже в качестве начальника правительственной контрразведки в гор[оде] Канске, но по ходатайству Красильникова был удален и с этой должности.
Все дела задерживаемых по подозрениям политического характера стали тогда поступать в особую следственную комиссию, которая существовала там и ранее. Наряду с этим, по моей инициативе, при содействии Малыхина, при управляющем уезда была образована особая комиссия, которая ведала возвращением собственникам живого и мертвого крестьянского инвентаря, отобранного в разных случаях разными отрядами и военными частями у населения и попадавшего в Канск во время прохождения через Канск отрядов и частей. В комиссию входили представители от земства, от начальника военного района и от управляющего уездом.
Во время же моего пребывания в Канске случайно чехами был обнаружен на берегу реки Кана у линии ж[елезной] д[ороги] труп расстрелянного. Чехи сообщили об этом мне, причем указали, что труп, по-видимому, выброшен из эшелонов, стоявших на ст[анции] Канск. Выяснить, как и откуда появился труп, было поручено командиру штаба бригады Красильникова, и оказалось, что в эшелонах, стоявших у станции, в двух вагонах устроена гауптвахта для арестованных в дисциплинарном порядке. И начальник этих эшелонов штабс-капитан Шрам, бывший офицер 1-го полка красильниковской бригады, состоял агентом контрразведки розановского штаба, производил обыски и аресты по своему усмотрению, распоряжался арестованными, приспособив для них особый вагон-теплушку, не допуская по отношению к ним даже расстрела; выяснилось, однако, что найденный чехами труп является трупом, расстрелянным Шрамом Обо всем этом мною по телефону доложено было в село Хр[исто]-Рождественское Красильникову, который, в свою очередь, о действиях Шрама доложил Розанову и, в конце концов, настоял на том, чтобы Шрам из Канска был убран и его контрразведка уничтожена.