Адмирал Колчак и суд истории
Шрифт:
Весь декабрь, январь, февраль и март до первых чисел апреля я пробыл в Иркутске, сперва при штабе, занимаясь организацией хозяйственной частью отряда, а затем, когда отряд в январе ушел на Канско-Тайшетский фронт, я остался в Иркутске при канцелярии отряда для заведования канцелярией хозяйственной части, с правом по этим вопросам подписываться за временно исполняющего обязанности начальника штаба отряда. В апреле, по приказу Артемьева с японско-семеновской ориентацией, с которой я не мирился, я был в 24 часа, вместе с канцелярией, выслан в Канск к отряду. 25-го апреля я приехал опять в Иркутск за приобретением у министерства] снабж[ения] и пр[одовольствия] шинельного сукна, находящего
В Красноярске пробыл около недели. Это было в июне 1919 г. В июле я поехал в Омск, по поручению Красильникова попросить перед Ставкой о переводе отряда на фронт. В просьбе этой сперва было отказано Лебедевым; в Омске я виделся с известными кооперативными деятелями: Сазоновым, Емелиным и Шишкановым, говорил с ними, что карательная мера борьбы на внутренних фронтах не достигает цели, а наоборот, озлобляет крестьян и что нужны радикальные перемены во всем курсе политики, чтобы внутренние восстания и выступления прекратились. Собеседники мои соглашались со мной, но говорили, что бессильно бороться с реакцией. Из Омска я снова вернулся в Канск и в августе 1919 г. под видом командировки возвратился снова в Омск, где жил дома, в семье отца.
В это время бригаду Красильникова в конце сентября стали переводить на фронт; с ее первыми эшелонами – 26 или 27-го сентября – я тоже выехал на фронт в распоряжение Сахарова, но, пробывши в эшелонах на станции Варгаши под Курганом три дня мы были возвращены в распоряжение ген[ерала] Пепеляева на ст[анции] Вагай. Прибыли мы туда числа 10 или 12-го октября и до прибытия всех эшелонов стояли в районе ст[анции] Вагай в деревнях, а 17-го октября я выехал с фронта в Омск, где и состоял с этого времени до отъезда в Иркутск на упомянутой выше должности в егерской бригаде, как тогда назывался отряд Красильникова.
3-го ноября по предписанию полковника Жилинского Владимира Эрнстовича, временно командовавшего бригадой вместо Красильникова, и по приказанию интенданта той же бригады штабс-капитана Чижа я отправлен был сопровождать больного сыпным тифом Красильникова в Иркутск, где его и сдал 15—16-го декабря в госпиталь американского Красного Креста, где, как я слышал 7—8-го января, он умер 28-го декабря. 16 декабря я жил на ст[анции] Иркутск в вагоне, а когда наладилась переправа через Ангару, переехал в Иркутск, сдал находившийся у меня револьвер (наган) и карабин русского образца Красильникова через фельдшера Елизарова я сдал коменданту станции] Иркутска еще 25-го декабря.
Арестован я был в городе у артиста-антрепренера Н.И. Дубова на Луговой улице № 30 контрразведкой штаба рабоче-крестьянских дружин с 19-го по 20-го января. Числа 7—8-го января я был у Сазонова в помещении Народного банка и предлагал ему услуги для поступления на службу в кооперацию по продовольственному делу, ввиду возложения Политическим центром всего продовольственного дела на кооперацию. Сазонов ответил, что вопрос, какая кооперация возьмет на себя продовольственное дело, выяснится на сессии происходившего кооперативного совещания, и просил меня зайти позднее.
Начальником штаба отряда Красильникова или его заместителем по строевой или оперативной части я никогда не был; начальником контрразведки при отряде тоже никогда не был и участия в ней вообще не принимал. Наоборот, по моему настоянию контрразведка при отряде была совершенно уничтожена уже в декабре 1918 г., когда мы переехали в Иркутск, после ареста
В расстреле заключенных Омской тюрьмы после восстания 22-го декабря в Омске я участия не принимал, да и не мог, так как жил в это время в Иркутске, что могут подтвердить: первый – Николай Иванович Будов, артист, ныне работающий в Иркутске в труппе городского театра, второй – артист той же труппы Иосиф Константинович Самарин-Эльский, третья – артистка той же труппы София Всеволодовна Борцова, четвертая – Екатерина Николаевна Гудкова, живущая в Иркутске по 3-й Солдатской ул[ице], если не ошибаюсь, в д[оме] № 34 (против прежнего помещения штаба рабоче-крестьянской дружины, внизу), пятый – Александр Александрович Жалуцкий, живущий по 2-й Солдатской № 5.
Какой Шемякин мог участвовать, как вы утверждаете, в расстрелах 23-го декабря в гор[оде] Омске, я не знаю. Мой старший брат Аркадий находился в это время в Семипалатинске, состоял начальником связи штаба 2-го отдельного степного корпуса, а младший Григорий находился в Иркутске при мне. В Омске в это время был отдельный батальон особого назначения при штабе генерала Марковского, им сформированный, во главе с капитаном Драчуком, присвоивший себе имя отряда особого назначения имени есаула Красильникова, но не имевший никакого отношения к действительному отряду-бригаде Красильникова и подчинившийся непосредственно Матковскому.
Этот отряд и его офицеры и участвовали в подавлении декабрьского восстания в Омске и, вероятно, в расстрелах заключенных. Я к этому отряду никакого отношения не имел, сам же Красильников настаивал все время и, в конце концов, настоял, чтобы с этого отряда снята была марка Красильникова. Части этого отряда посылалась в Тарский уезд для подавления там восстания. В Омске он нес особые функции, какие – точно не знаю, знаю лишь, например, несение им службы при Ставке. В политических арестах ни я лично, ни за время моего пребывания в бригаде Красильникова – эти бригады вообще никакого участия не принимали. Наоборот, по моим настояниям, произведены были аресты, как сказано выше, контрразведчиков бригады Красильникова и сформирована сама контрразведка, а затем тоже по настоянию моему, Дорофеева и других арестованы полковник Гебер и ротмистр Сумароков из бригады Красильникова, отличавшиеся грабежами и произволом на Канско-Тайшетском фронте. Арест этот кончился тем, что полковник Гебер передан был в распоряжение командующего войсками Иркутского военного округа – дальнейшей судьбы его точно не знаю – Сумароков же, после ареста, был отправлен в Омск и содержался на гауптвахте, но каким-то образом был освобожден, получил чин подполковника и командирован с какими-то поручениями на восток. Арест Сумарокова был произведен в январе 1919 г., а Гебера в феврале того же года.
Во время майско-июньского переворота в 1918 г. был в Петропавловске, где вел переговоры с бывшей земской управой о восстановлении ее деятельности на случай переворота… Активного участия в самом перевороте и в военных действиях против советской власти не предпринимал. Отмечу одно характерное явление: почти все офицеры, которые изгонялись из бригады Красильникова за разнузданность, обычно устраивались при Ставке Верховного Главнокомандующего или на таковых должностях, а некоторым поручалось формирование отдельных частей. На этом свои показания согласно Вашему желанию прерываю.