Адмирал Нимиц
Шрифт:
В офисе призыв тоже шел полным ходом. Когда Нимиц подсчитал количество записавшихся, оказалось, что у них перебор — восемьдесят претендентов. Он тщательно изучил данные каждого претендента и выбрал шестьдесят лучших. На первом собрании он принес извинения за невозможность принять всех желающих. К сожалению, по закону можно было допустить до занятий только шестьдесят человек. «Господа, я очень сожалею, — сказал он, — но я должен назвать двадцать имен, и этим людям придется уйти».
С этого момента Нимиц постоянно находился в компании профессоров и дома, и
Некоторые сотрудники университета, что и говорить, поначалу немного обижались на Нимица. Они зарабатывали степень доктора многолетними исследованиями и многочисленными публикациями и постепенно продвигались от преподавателя к доценту, от доцента к адъюнкт-профессору, и пока получили статус профессора, уже успели поседеть. И вот появляется этот 41-летний коммандер без всякой ученой степени — в Военно-морской академии не присуждали степеней, когда Нимиц там учился, — и получает по велению правительства должность профессора и статус декана Отдела военно-морской науки и тактики! Принять такое было трудновато.
Негодование против чужака достигло пика, когда заведующий кафедрой астрономии университета узнал, что Нимиц собирается преподавать навигационную астрономию в составе курса. Ученый муж заорал так, что чуть не сорвал заседание:
— Никто не будет учить астрономии в этом университете, кроме людей, которых выбираю я!
Нимиц, вместо того чтобы ответить в том же ключе, сказал:
— Вы сможете прочитать курс астрономии так, как это необходимо для морских офицеров?
Заведующий мрачно ответил, что сотрудники его кафедры прочитают курс.
— Это замечательно, — сказал Нимиц, — потому что нам разрешают занимать только определенное число часов в учебной программе студентов. Если курс астрономии переходит к университету, это дает нам больше учебных часов в неделю.
Нимиц считал себя не военно-морским выскочкой в незнакомой враждебной среде, но равноправным преподавателем Калифорнийского университета. Преподаватели факультета любили его неизменно бодрое настроение и признали его широкую эрудицию, приобретенную за годы разборчивого чтения книг. Наконец он был принят как коллега. Всякий раз, когда декан Болдуин Вудс, светило аэронавигационной науки, был в отъезде, он просил Нимица взять его лекционные часы. «Вы можете дать моим студентам многое из того, что они должны знать», — говорил он.
Вот наиболее примечательный факт. Зная о способности Нимица точно и беспристрастно оценивать людей, его пригласили к участию в одной из аттестационных комиссий университета, а также в одной из его комиссий по кадрам, организованной для выборов нового профессорско-преподавательского
Нимиц по-отечески заботился о каждом своем студенте. Он играл с ними в гандбол и теннис и обычно выигрывал. По субботам он часто приглашал некоторых студентов домой к обеду. В таких случаях миссис Нимиц, учитывая стоимость продуктов и аппетиты молодежи, готовила супы; ее фирменным блюдом был куриный суп с лапшой.
Молодые люди, обучавшиеся в Центре, организовали клуб «Квартердек» и обычно приглашали Нимицев на танцы. Они приходили при любой возможности; миссис Нимиц танцевала с гардемаринами, а коммандер — с их девушками.
Онни П. Латту, молодой финн, которому по недосмотру, позволили учиться в Центре прежде, чем он получил американское гражданство, крепко подружился с Нимицами. Как-то раз он пригласил Нимицев и Гюнтера в дом финского землячества на обед. Оба офицера в великолепных белых мундирах прибыли в новом «родстере» Гюнтера. Студенты в это время увлеченно кидались друг в друга мешками с водой. Один такой мешок летел как раз в Латту. Тот спрятался, и мешок попал, прямо в грудь Нимица. К всеобщему изумлению, Нимиц ничего не сказал. Он не только не остановился, но даже и бровью не повел. Он зашел в дом, дружелюбно поболтал с его хозяевами и, все еще мокрый, сел обедать. Обед ему, похоже, даже понравился.
Когда часть оборудования, выделенного правительством, наконец-то дошла до офиса Центра подготовки, и Нимиц следил за распаковкой, в офис вошел серьезный молодой человек, Джордж С. Перкинс. Он сказал, что учился раньше в Калифорнийском университете, только что получил бумаги, которые по оформлению дадут ему право на звание лейтенанта, и не мог устоять перед возможностью принять присягу в alma mater у действующего офицера ВМС. Не мог бы коммандер Нимиц помочь ему? Перкинс извинился за сентиментальность.
Нимиц взял бумаги. «Перкинс, — сказал он, — никогда не забывайте, что сентиментальностью заполнена большая часть жизни морского офицера». К сожалению, объяснил он, печатные машинки еще не распакованы. «Старшина, — сказал он писарю, — я думаю, что мы можем подготовить эти бумаги без пишущей машинки». Так, среди полуразгруженных коробок, писарь заполнил бумаги, и Нимиц, подписав их, выполнил желание Перкинса принять присягу. Эту церемонию Нимиц назвал «присяга на ящиках» и впоследствии обычно представлял Перкинса как «Перкинса, присягнувшего на ящиках».