Адмирал Ушаков. Том 1, часть 1
Шрифт:
мыслями, рапортом, поданным мною, был недоволен (как после
из писем же его я узнал), число неприятельских кораблей,
которые были в бою, написал не то, сколько их было. Находилось их
тогда точно 17 линейных кораблей, так все их считали, он и сам
всегда говорил тож, а к Севастополю после оного на вид
приходили точно пятнадцать.
Его превосходительство оное бывшее в бою число кораблей
переменил только для соображения разных получаемых
Кинбурна и от вашей светлости записок, чтоб не показать
невероятности. Но собственные всех нас глаза, будучи так близки
в бою, невероятны быть не могут. Тож не знаю, почему
невероятны показались повреждения неприятельских кораблей,
описанные в моем рапорте (по которым и быть тут некоторым
кораблям не можно), но они так справедливы, что сверх всей моей
команды служителей, множество людей с корсарских судов все
происшествие и оное повреждение видели и везде уже
разгласили. Какая надобность мне на себя писать и брать лишнее. Я бы
доволен был половиной случившегося, но, писав рапорт, не хотел
справедливости отнять от команды, боялся уменьшением
видимого всем дела их обескуражить. И хотел отдать справедливость
каждому по заслуге и достоинству. Услышав я несходные
расположения, объяснился письмецом с моим прошением, на которое
получил ответ; в нем описано о разных невероятностях моего
рапорта, неудовольствия, что много в нем писано; в нем же
прописано, что во всех собранных им рапортах разное показано
и сообразить их нельзя и, что, не приступая к разбирательству,
за лучшее почел и отправил их во оригинале на вышнее
рассмотрение. Об оном самом 9 числа сего месяца, то есть в воскресенье
утром, при случившихся у меня четырех фрегатских командирах
и двух не больше офицерах между дружеским разговором
пожалел я и прочие со мною, что отправление таким образом
рапортов отнимет у нас честь и славу, которую отменным случаем
заслужили и думали, что еще некоторым образом нанесет бесчестие.
Вот, ваша светлость, вся важная притчина и величайшая моя
вина, ежели она так почтена быть может. Оно справедливо
и утаить ничего не хочу. Засим никто у меня не был, и я
нахожусь и доныне больным в постели.
Через сей только случай получил я столь строгого содержа-
ния письмо и: гнев его превосходительства, от кого ж он что обо
мне слышал не сказывает, имеет около себя множество шпионов
и во всякой неправде им верит и после мстит до бесконечности
за всякую безделицу.
Несколько уже раз сношу я многие напрасные обиды, но все
преодолеваю
мог. Он мне неизбежен, ибо его превосходительство на все
оправдания мои чрез письма благосклонного рассмотрения не учинил
и ответствовал мне письмами ж с великими еще повреждениями
чести, объявя о том, что уже он писал к вашей светлости и
просил отсель увольнения. Я не осмеливаюсь ничего противного
о командующем говорить и думать, но разве другие такие
обстоятельства беспокоют и к сему приводят, а действительно не мои
поступки. Засим, милостивейший государь, по справедливости
вашей светлости донесть честь имею: ничего в свете столь усердно
не желаю, как остаток^отягощенной всегдашними болезнями моей
жизни провесть в покое.
Посему, всемилостивейший государь, если подвигами моими
заслуживаю внимание и монаршую милость, удостойте щедротою
и покровительством исходатайствовать мне за болезнью моею
увольнение от службы и для безбедного пропитания в
награждение по чину жалованием. Пенсию кампаниями я уже вдвое
заслужил, сей монаршей милостью останусь преисполнен.
А ваше светлейшее и великое имя и благодеянии пребудут
вечно в душе моей впечатленны.
Всемилостивейший государь, осмеливаюсь еще в
подтверждение моего рапорта донесть, что он действительно во всем
содержании его справедлив. Кроме, может быть, по непривычке не со
вкусом писан. Почитается в нем Марком Ивановичем
непозволительным прописанное обещание мое людям, но я тогда оное им
объявил в рассуждении первой на здешнем море генеральной
нашего флота баталии, желая и имея верную надежду на бога, с
помощью его оную выиграть. Я сам удивляюсь проворству и
храбрости моих людей, они стреляли в неприятельские корабли
нечасто и с такою сноровкою, казалось, что каждый учится стрелять
по цели, сноравливая, чтоб не потерять свой выстрел. Истинно
происходило все сходно сему описанию, надеюсь в самой скорости
соизволите услышать распространившуюся повсюду сию
справедливость, удержать оного от толиких свидетелей разных людей
никак нельзя, но оной шум некоторым сортом похвал больше
всего мне повредил и повергнул в описанное мною несчастье.
Наипокорнейше прошу вашей светлости удостоить команду мою
служителей наградить каким-либо малейшим знаком милости.
Они во всем словам моим бессомненно верят и надеются, а
всякая их ко мне доверенность совершает мои успехи, равно и