Адмирал Ушаков
Шрифт:
Когда стали приближаться к Херсону, ямщик начал просить отпустить его, не доезжая до места.
– Смилуйся, ваше высокоблагородие! Христом-богом прошу: отпусти! Жена, дети! У тебя чемоданишко пустяковый, легкий – дойдешь! – со слезами на глазах умолял он.
– Ну, черт с тобой, уноси ноги, трус! – отпустил ямщика Веленбаков, когда невдалеке показались херсонские мазанки.
С чемоданчиком в руке он подошел к первой городской гражданской заставе. На заставе стоял толстый купчик-армянин. Он попытался было не пустить Веленбакова,
– По указу ее императорского величества, государыни императрицы, сучий сын!..
И, пошатываясь, вошел в город.
– Исайка, пропусти! – крикнул купчик на соседний пост.
На следующем Веленбакова пропустили беспрекословно. Так он добрался до военных адмиралтейских караулов.
Тут уже спрашивал он сам:
– Где корабль номер четыре?
Он знал, что Федор Федорович – командир корабля № 4, и решил остановиться у своего друга.
– Прямо, ваше благородие. Иванов, пропусти их благородие!
– Их высокоблагородие! – раскатистым басом милостиво поправил Веленбаков и пошел дальше.
Но на ушаковской заставе дело оказалось сложнее. Еще издалека часовой зычно крикнул:
– Стой! Кто идет? – И сразу взял ружье на руку.
– Из Петербурга, капитан второго ранга Веленбаков, – ответил Нерон. – Покличь капитана Ушакова!
– Дядя Макарыч! – позвал часовой.
Через секунду перед Веленбаковым предстал боцман.
– Вот они спрашивают капитана Ушакова, – сказал часовой.
– Чего изволите, ваше высокоблагородие? – переспросил боцман.
– Я к Ушакову. Я его друг и товарищ. Приехал из Петербурга. Спать хочу…
Боцман вмиг прикинул: будить капитана – жалко, только-только лег. Опять же – хоть это и офицер, а неизвестно, откуда он. Стало быть, его хорошо бы продержать в карантине!
– Вот в этой мазанке переночевать можно было бы, – рассуждал он вслух, – да там больной мичман, господин Баташев лежат.
– Вот и хорошо. Я с мичманом, – согласился Веленбаков, и не успел боцман оглянуться, как Нерон шагнул к мазанке, толкнул дверь ногой и был таков.
Боцман и часовой только переглянулись: а ладно ли это будет?
Стояли, слушали: что дальше?
А в мазанке происходило вот что. Веленбаков, чертыхаясь, высекал огонь. Наконец высек и зажег свечу.
– Здорово, мичман!
– Здравия желаю. А вы кто? – спросил слабым голосом Баташев.
– Я капитан второго ранга Веленбаков. Приехал из Петербурга к вам, в эту дыру. А ты что, заболел?
– Да, трясет…
– Это ничего. Это лихоманка. Вот мы сейчас выпьем водочки, и все как рукой сымет. Согреешься!
Веленбаков поставил на стол чемодан, собираясь открыть его, но в это время мичмана начало тошнить.
– Э, брат, да ты гусь: и без моей водочки доклюкался до жвака-галса [33] .
Веленбаков взял чемодан и пошел в сени. Положил чемодан под голову, растянулся на тростнике и через секунду захрапел.
– Пусть спит. Завтра утром доложу. Из мазанки не выпускать! – строго приказал боцман и ушел спать.
33
До жвака-галса – иносказательно: до конца.
Боцман Макарыч поднял Ушакова чуть свет.
– Что, мичман умер? – вскочил Федор Федорович.
– Не слыхать что-то, ваше высокоблагородие. Без движимости находится. А только они не одни.
– А кто же еще заболел?
– Заболел ли, не знаю, а сам туда вскочил.
– Кто? – начал сердиться Ушаков.
Боцман рассказал о приезде Веленбакова. Ушаков только руками всплеснул от огорчения – вот история!
Он оделся и пошел с боцманом к мазанке Баташева. Заглянул в окно – мичман не двигался. Лица не было видно, но по свесившейся руке, по вытянутым, закостеневшим ногам было ясно: все кончено.
– Осталось куль да балластина! – вырвалось у боцмана Макарыча.
– Да. Вечная память, хороший был мальчик! – вздохнул Федор Федорович. – Сказать лекарю, чтобы немедля убрали? Языком не болтать! – приказал Ушаков и пошел к сеням.
Нерон спокойно спал врастяжку.
– Нерон, – позвал Ушаков. – Нерон!
Веленбаков проснулся и сел, сладко потягиваясь.
– А, Феденька, здравствуй! – хотел было подняться он, но Ушаков начальнически крикнул:
– Не вставай, погоди, выслушай!
Веленбаков слушал, почесываясь.
– Рядом с тобой в комнате лежит умерший от чумы мичман…
– Как – умерший? Да он со мной говорил!..
Нерон вскочил, шагнул через порог и попятился назад. Он был бледен, как стена мазанки. Стоял, растерянно моргая.
– Не волнуйся. Закрой дверь!
Веленбаков захлопнул ногой дверь из сеней в комнату.
– Ты трогал его?
– Нет.
– Ни его, ни его вещей?
– Да. Я только хотел угостить мичмана водкой.
– Счастье твое, что не угостил! Забирай чемодан, пойдем в карантин!
– А как же мой рапорт адмиралу о прибытии?
– Успеешь! – махнул рукой Ушаков. – Ты как себя чувствуешь? Голова не болит?
– Признаться, трещит с похмелья. Вчера я хватил порядком! – виновато улыбался Веленбаков.
– Если с похмелья – ничего.
– Я еще выпью – у меня осталось.
– Выходи, пойдем в карантин!
Веленбаков взял чемодан и вышел из страшной мазанки. Ушаков сам отвел его в карантинную мазанку и сдал лекарю.
– Сиди здесь, пока я не выпущу!
– Ладно! – покорился печальной участи Нерон.