Адмирал

Поселягин Владимир Геннадьевич

Что-то я в сторону ушёл. Начну по порядку, после того бегства из плена, я всё же поговорил с Берией. Прижал тот меня к углу. Пришлось сознаваться. Да, я из будущего, вселенец в тело. Говорили мы долго, почти сутки, после чего я на своём катере отправился в Москву. С парой парней из людей наркома и двумя матросами. Берия тогда интересовался, как так, два разных почерка, как так получалось? Вот я и раскрыл секрет. В школе писал почерком местного молодого Александра Полякова, а те письма, что в Кремль отправлял, почерком настоящего Полякова, а они разные. Ну да ладно, меня, конечно, отругали, что так долго столько секретов хранил, но включили в дело. Несколько месяцев я сразу после школы отправлялся в одну организацию, где общался

с теми людьми, которым была доверена Тайна. В кино меня сам Сталин спровадил, сообщив, что это важное направление, и его надо развивать, а кому как не мне, если я всё своими глазами видел? Весной сорок третьего помогал одному режиссёру ставить военный фильм «Звезда» об армейских разведчиках, сам так загорелся, что к концу осени закончил снимать «Крепкий Орешек» в должности режиссёра. Сталин видимо на это и рассчитывал, так как везде мне был зелёный свет, да и фильм получился очень даже. Не знаю где столько взяли цветной плёнки, она большой редкостью была, но фильм был первым в Союзе цветным.

А так война закончилась в декабре сорок четвёртого, и с куда меньшими потерями. С союзниками у нас заметно охладились отношения, поэтому с открытием второго фронта те не спешили, вот и опоздали, лишь часть Италии и Франции смогли оккупировать. До сих пор там базы держат, хотя мы вывели войска через двадцать пять лет. Как при оформлении капитуляции и было указано. Да ладно, это дела прошлых времён. По семье немного расскажу. Отец, прожил двенадцать лет после окончания войны, раны сказались, мама дольше дотянула, восемь лет назад схоронили. Бабушка отца на год пережила. Вот дед, старый был, через четыре года после окончания войны схоронили. А так все мои братья и сёстры находились тут, кроме Кирилла. Он лётчиком был, штурмовиком, сгорел в своей «Сушке» в семьдесят девятом, во время одного из вооружённых конфликтов, словив «стингера». Татьяна, врач, профессор медицины, сидела в инвалидном кресле, старая, уже почти не ходит, но она была тут со всеми нами и, держа бокал, смотрела на меня слезившимися глазами, слушая, как я описывал нашу жизнь. Взлёты и падения. Всё же было нам, чем гордится.

Марина, что сидела по правую руку, слева сидела моя жена, стала художницей, признанной, по всему свету в галереях были её картины. Как и Айвазовский обожала морские темы. У меня множество её картин, люблю свою сестричку. Валя пошла по тому пути, что я себе спланировал, как и Таня врачом стала. Ольга между прочим тоже. Валя была терапевтом, доктором медицинских наук, а Ольга педиатром, но кандидатом медицинских наук. Ленилась. Лука, о Лука тоже в интеллигенцию подалась, инженер-авиаконструктор. Только занималась не самолётами, а беспилотниками. Ведущим инженером была, доктор технических наук, пока на пенсию не вышла. Дима стал военным, сейчас он сидел чуть дальше в своём вице-адмиральском мундире. Даже награды имел, два боевых ордена. Тоня, одна из младших сестричек, профессор педагогики, всю жизнь этому посвятила, пока не пенсию не вышла. Наташа, она даже младше Тони была, известная актриса кино и театра. Даже сейчас несмотря на возраст, участвует некоторых спектаклях в театре. В кино она после смерти матери не снимается. После войны, у нас ещё один брат появился. Олег Кондратьевич, сидел тут же за столом, с профессорской бородкой клинышком. Единственный академик у нас в семье, всемирно известный учёный-физик.

Моя жена очень хороший человек, из простой семьи, мой надёжный тыл долгие и долгие годы. Копия моей жены из прошлой жизни. Трое сыновей у нас, дочек не было. Дети и внуки моих родственников, всем они были тут и не такой уж и малый зал на лайнере заполнили полностью. Жаль конец зимы, непогода не даёт провести всё на открытой палубе, но и тут хорошо. Вон берег с моим домом, где мы с женой проживаем последние пятнадцать лет, вон катер покачивается у пирса. Яхтами владеть нельзя, а катером можно, хотя те и вылитые яхты, как за границей. Тот мой катер что

я из Германии трофеем пригнал, был со мной на протяжении двадцать трёх лет жизни, пока мы с Димкой, тот в то время капитаном третьего ранга был, в отпуск приехал, не разбили его на камнях, во время рыбалки. Сами чудом уцелели. Хороший катер был, отличный. Если бы не тот шторм…

Сын у меня старший Генсеком стал, средний пилотом на авиалайнере, рейсы совершает заграницу. Младший по моим стопам пошёл, уже несколько картин снял, что тоже войдут в Золотой фонд советского кино. Если мне чем гордится? Конечно есть. И вот обо всем этом, вглядываясь в такие родные глаза родных людей, я и говорил. Почти час моя речь заняла. Многие прочувствовались, слёзы платками старались наметено вытереть.

После меня взяла слово Марина, а потом и остальные. Всем было что сказать, и что странно, все благодарили меня, мол, я вёл их на всём жизненном пути. Помогал и не оставлял в беде. Я же сидел, и слушал, а по щекам, моим морщинистым чисто выбритым щекам, текли слёзы. Многие живут только ради вот такого момента. Видимо и я жил для этого. Жил, и надеюсь протянуть ещё лет двадцать, до столетнего юбилея, да, так и никак иначе. Я сказал!

Вот так рассматривая своих родных, я и сидел, попивая вино и улыбаясь своим мыслям. Счастье затопило меня, я купался им, и это было то чувство, которое нельзя прогонять, его можно и нужно прочувствовать. Надеюсь, и у вас будет так же, любите и будьте любимым. Оставайтесь всегда человеком.

Как закололо сердце, я почувствовал не сразу, успел схватить кисть жены, и под её поникающий вскрик почувствовал, как подскочивший муж сестрёнки Ольги, Константин, подхватывает моё тело. Странно это висеть над своим телом и смотреть, как убиваются сёстры, ревя в голос, как Дима утирает скупые слёзы. Печально, не хотел вот так огорчать всех, да ещё на своём юбилее, но додумать я не успел, меня куда-то понесло.

Очнулся я, когда Пахомыч рывком, матерясь, вытащил меня на берег. Пошевелившись, старясь помочь, ноги ещё в воде были, я посмотрел, как в ночи полыхает катер, дрейфующий вниз по течению.

– Что это было? – слабым голосом поинтересовался я, сообразив, что вернулся в свою прошлую жизнь.

Я был эмоционально опустошён после той своей смерти, поэтому принял возвращение как данность, ещё пребывая в некотором отупении.

– Китайская пиротехника, мать её.

– Разве не снарядом нас накрыло?

– Да нет, это гуляет кто-то на широкую ногу за лесом. Оттого и на канонаду похоже. Я пока тебя к берегу тянул, такой салют видел, на двадцать пятое декабря такого не бывает. Красивый. Вот одна ракета, из первых выпущенных, не вверх полетела, а в нас. В горловину бака попала. Полыхнуло здоров. Тебя за борт так и снесло. Хорошо не обгорел, так, опалило слегка, больше взрывной волной досталось.

– А что у нас двадцать пятого? – спросил я с пробуждающимся интересом, хотя ответ уже знал.

– О как тебя контузило, сам же клубом реконструкторов руководишь. Двадцать пятое декабря День Победы над нацисткой Германией.

– Нуда-нуда, - оглядываясь, пробормотал я.
– Чем дальше, тем страньше. Ладно, идём домой. Чую сюрпризы ещё будут.

– Подожди, сейчас спасателей и милицию дождёмся, я уже вызвал, и тогда домой. Надо зафиксировать факт неумышленного поджога, чтобы страховку получить.

– Надеюсь, я женат на Кате?

– Эк тебя оглушило. Память отшибло? На ней и женат, первенца ждёте, так что сам понимаешь, волновать её нельзя.

– О, новостей хватает, как я посмотрю. Ладно, ждём… Пахомыч, а опиши-ка ты мне мою жизнь…

Конец книги.

Конец серии.