Адовы
Шрифт:
— Нет, то дело понятное. Говорят, ещё и природу подпортили, — во рту Петровича стоял поразительно гадкий привкус. Словно разбудили его не нашатырем, а… кстати, чем?
Афанасий даже огляделся, но не увидел ни тряпки, ни флакончика из спецаптечки. Чая и тот всё ещё не предлагали. А терпение не резиновое.
Кто власти поможет, как не народ? Совсем люди совесть потеряли.
— Мы природу портим? — переспросила Блоди, вскинула бровь и приложила руку к груди. — Да что вы? Мы и вещи ещё расставить не успели. Когда нам природу
Участковый посмотрел на притихшего пса, снова поскреб фуражку, как будто чесалась теперь она, а не голова.
— А пёсик… что же… не боевой совсем?
— Пудель-то? — изобразила удивление вампирэсса. — Вы в своём уме?
Петрович кивнул и спросить про планшетку не решился. Подадут ещё заявление, что не в себе участковый. Начальство загоняет по инстанциям, заставят кровь сдавать. А во рту привкус не хороший. Не к добру это.
Мало того, что чая не дают, так если самому попросить — ещё и ложкой немытой сахара положат. А оно ему надо? Беречь себя надо.
Афанасий Петрович в состоянии тотальной задумчивости посмотрел на качающуюся люстру и даже припомнил, что жена дома тоже просила много чего повесить. А то дети не приезжают, внуков не отдают — боятся, это понятно. Задабривай рыбой одних и других или нет — делу не поможет.
Розетками всё же придётся заняться. И балкон остеклить. И вообще, молотком постучать придётся. Перфоратор у Палыча брать, опять же. Это что получается? Что за цемент уже не предъявишь сворованный. Ещё и попросить придётся.
Петрович всё же уточнил:
— Так что, никаких происшествий не было?
— Как это никаких? — улыбнулась как сама невинность вампирэсса. — Вы пришли!
— А зачем я приходил? — сделал последнюю попытку осознать происходящее Петрович.
— Проведать нас, наверное… Вы заходите ещё. Как только бардак наведём. А пока найн-найн. И немного нихт! Даже близко никаких происшествий не было, — говорила она и ненавязчиво, но упорно подталкивала участкового к выходу. — Сами видите, ремонт затеяли. Дел у нас тут теперь, — хозяйка квартиры провела ногтем по горлу. — Вот сколько. И у Вас, наверное, дел полно? Вы идите, работайте.
Участковый кивнул, но на всякий случай спросил:
— А чего это вы на горло показываете?
— А это у нас в Германии все так показывают… традиция, — улыбнулась Блоди.
— «Дел по горло», значит?
— Ну можно и так сказать, — снова улыбнулась хозяйка, но теперь так, что мороз по коже прошёл.
Петрович и сам не заметил, как натолкнулся спиной на входную дверь в коридоре. Он хотел возразить, что ему бы объяснения взять, да только сам не понял, как оказался выпровожен за дверь.
Бац!
Дверь захлопнулась перед носом. А перед глазами, стоило опустить веки, стояли уже не качающиеся на люстре дети, а качающиеся участковые. И все исключительно
— Да что же это такое? — возмутился он себе под нос, ещё немного постоял, растерянный, а потом всё же побрел вниз по лестнице. — Это кто ж здесь власть? Хотят, вызывают. Хотят, выпроваживают. Совсем у народа совести нет. Да и… планшетка.
«Нет, спрашивать про планшетку точно не стоит. Как-нибудь в другой раз», — решил Петрович, даже не думая заглянуть к бабе Нюре по соседству за поддержкой.
Эта как на уши присядет, так до вечера не убежишь. Так не только завтрак пропустит.
Неторопливо спускаясь по лестнице, участковый уже гнал всеми силами странные мысли насчёт подозрительной семьи. И почти справился с этим и без чая. Но тут на него снизу-вверх помчался здоровый рыжий мужик с объёмным мешком на плече, красным ребёнком в руках и маленькой девочкой на шее.
Петрович только рот открыл. А никуда с лестницы не деться. А этот как рыцарь в латах на турнире, неумолимо шёл на сближение.
«Так, стоп. Как это мужик там на крыше проводку менял и люстру крутил, если он отсюда вниз бежит?» — прикинул участковый и снова рот открыл от озарения: «Упал что ли?»
— А вы собственно… — приподнял было руку Петрович, желая остановить странного гражданина и дознаться обо всех подозрительных падениях на районе.
Как гражданских, так и участковых.
Мужик даже резко затормозил, очевидно готовый сотрудничать с властью. Да так быстро, что у девочки на его шее от такой неожиданности выпал правый глаз.
Петрович несколько секунд смотрел в чёрную глазницу безучастно, а затем отчетливо услышал раскатистый бас, усиленный подъездным эхом:
— Куда бежишь? Подержи-ка глазик!
И столько ощущений и непередаваемых эмоций взыграло вдруг в участковом, что перед глазами снова проплыли участковые на качелях. Затем плавающие в чашке чая. Вразмашку плыли. После уже рыба на качелях закачалась. Затем дети ножи точили и падали, падали, падали как осенние листья.
— Глазик, — слабо повторил Петрович и ощутил, как снова падает в обморок.
— Гы-ы… не удержал, слабак, — подытожила Мара и похлопала отца по плечу. — Вперёд! Братья дороже припадочных!
Глава 8
Мрак и ужас
Очнулся Петрович от того, что валялся на лестнице. Ступенька больно впивалась в правую почку. Перед ним стоял старый знакомый — Серёга.
Знакомый, конечно, Палыча. Со стремянкой наперевес и ранней проплешиной, которую давно жена проела, он явно что-то хотел от представителя власти.