Адриано
Шрифт:
— Нет…
— ДА, — сердито говорит Массимо. — Мы все тебя знаем, Адриано. Не делай вид, что ты не тот парень, с которым я вырос. Всем понятно, что ты будешь делать так, как захочешь, и срать тебе на всех остальных.
— Я сказал Дарио, что если он прикажет мне вернуться, я вернусь. И он этого не сделал. Так почему бы тебе не рассказать мне, в чем, собственно, дело, fratellino (ит. — младший
Массимо выше меня на пять сантиметров и тяжелее на семьдесят фунтов[10], но он на три года младше… и ненавидит, когда я называю его fratellino.
Поэтому я так и делаю.
Этот ублюдок действует мне на нервы.
— Я скажу тебе, в чем дело, — говорит Массимо. — Дело в том, что ты не хочешь выглядеть слабым… потому что ты боишься выглядеть слабым.
Его слова звучат, как удар в живот.
Отчасти потому, что в глубине души, в том месте, которое я даже не хочу признавать существующим, мне известно, что он прав.
Но, как я уже говорил… я не собираюсь признавать это дерьмо.
— Пошел ты, — рычу я.
— Нет, ПОШЕЛ ТЫ. Ты подвергаешь опасности все наши жизни, чтобы выглядеть большим человеком и наконец-то выйти из тени Дарио…
Я собираюсь ударить Массимо по лицу, когда Ларс прочищает горло.
— Гм, — говорит он, глядя на Джорджио, сидящего на водительском сиденье.
Его смысл ясен:
Разбирайтесь с этим дерьмом наедине.
НЕ на глазах у своих людей.
Массимо не любит, когда его поправляют.
— Кто-то должен был это сказать, — ворчит он.
— Не сейчас, не стоит, — тихо отвечает Ларс.
Джорджио прекрасно понимает, что происходит.
— Я ничего не скажу, босс, — клянется он, глядя на меня в зеркало заднего вида. — Что говорится в машине, остается в машине. Клянусь могилой моей матери.
— Спасибо, Джорджио, — говорю я, а затем смотрю на Массимо. — Приятно, что ты хоть раз проявил настоящую, мать твою, преданность.
— «Преданность»? Ты хочешь поговорить о преданности? — огрызается Массимо. — Как насчет верности своей семье и своим людям? Ты потерял четырех солдат и хочешь нанести удар по убежищу Агрелла, но посылаешь Винченцо за женщиной. Что это за хрень?
Я напрягаясь.
Он меня поймал.
Это плохое решение, и я знаю это.
Оказать огромную услугу какой-то девушке, которую я даже не знаю.
Которая, кстати, ведет себя со мной как настоящая сука…
Это чертовски глупо.
Но…
Я должен.
Почему?
Да хрен его знает.
Знаю только, что, если я чего и не выношу, так это женских слез.
Перед
Через час она спустилась по лестнице, попрощалась со мной и со всеми остальными, после чего Ларс отвез ее домой.
Все это время она сдерживала слезы. Пыталась быть храброй.
Я был в ярости на Дарио.
Потому что видел, как она страдает.
Я видел, как сильно Алессандра любила его… как много Дарио для нее значил.
Она была хорошей женщиной…
И меня разрывало на части, когда я видел, как ей плохо.
Я был последним в очереди.
Когда она дошла до меня, я сказал ей.
— Ты заслуживаешь лучшего, чем это.
Она разразилась рыданиями, и это было как нож в мое сердце.
То же самое и с Бьянкой.
Я был в ярости, когда мы только сели в машину.
Я был уверен, что она нас подставила.
Потом она начала плакать и говорить о своем отце.
Вот что меня действительно задело.
Я понял, что она любила его и страшно за него переживала. И когда она стала просить меня отвезти ее мать в безопасное место…
Я не мог сказать «нет».
Просто не мог.
Это глупо.
Я знаю это.
Но… я не могу.
Пока все эти мысли и воспоминания проносятся в моей голове, я молчу.
Массимо пользуется случаем, чтобы покрутить нож.
— Ты же не облажаешься с работой из-за того, что она — обладательница горячей задницы? — спрашивает он с ухмылкой.
Я мог бы убить его прямо здесь и сейчас.
Намек на то, что я предам свою семью и своих людей ради секса…
Я вижу красный цвет.
И бью его тыльной стороной руки.
Это не настоящий удар. Я имею в виду, что я сижу рядом с Массимо и не могу ударить его как следует.
Но это его ошеломляет.
И приводит в ярость.
— ТЫ, МАЛЕНЬКИЙ… — рычит он, отводя в сторону правую руку.
— МАЛЬЧИКИ! — кричит Ларс с переднего сиденья.
Это похоже на то, как наш отец кричал на нас, когда мы были детьми. Точно такая же реакция.
Мы с Массимо замираем.
— Господи, мать твою, — шепчет Ларс себе под нос. — Идиоты.
Массимо смотрит на меня, но ничего не говорит. Затем он отворачивается.
Я тоже ничего не говорю.
Он переступает черту, да.
Но я сделал то же.
Я capо — представитель семьи во Флоренции — и имею полное право наказать подчиненного, который переступает черту.
Выбить из него все дерьмо, если захочу.
Черт возьми, некоторые capo стреляли людям в голову, просто чтобы доказать свою правоту.
Но Массимо мой брат…