Адская ширма
Шрифт:
— Ладно, ладно! — оборвал его Кобэ. — Куда держал путь Нагаока?
Кинзо вдруг вытаращил глаза и закричал:
— Ага! Я знаю! Эта женщина забрала его! Точно, точно! Вот говорят, что души усопших остаются в доме в течение сорока девяти дней. А ее душа, видать, подалась в Кохату. Ведь туда же отправился господин Нагаока. Да, да, как раз через эту гору в Кохату. А эта злобная дьяволица поджидала его там, затаившись в засаде. — И он сокрушенно закачал головой.
ГЛАВА 18
ДВА
Кинзо хорошо принимал их в тот вечер — приготовил им баню, горячий сытный ужин и мягкую постель.
Акитада давно так хорошо не спал. За окном в студеной ночи бесшумно падал снег, но в очаге уютно мерцали угли, согревая комнату и навевая покой.
Наутро явился Кинзо в сопровождении мальчика, несшего в руках поднос с дымящимся рисом.
— Снегопад закончился, — объявил Кинзо. — Верхом вы без труда проедете через гору в Кохата.
Путь оказался грудным, но небо расчистилось, и иногда даже выглядывало солнце. Сверкающий снег в тенистых местах казался почти синим, а стволы и ветви деревьев на его фоне напоминали черные росчерки кисти по рисовой бумаге.
Деревушку Кохата они завидели, как только начали спуск. Немногочисленные покосившиеся домишки крестьян, почтовая станция и какое-то довольно крупное хозяйство, состоящее из многих построек, предстали их взору. Хозяйство, как оказалось, принадлежало тестю Нагаоки, получившему у местных жителей прозвище «профессор».
Оно определенно имело не столь процветающий вид, как поместье Кодзиро, и явно знавало лучшие времена. Ограда местами порушилась, но ворота сохранились в целости. Тоненький дымок вился струйкой над какой-то убогой, зашарпанной постройкой — очевидно, кухней, — от которой кем-то была протоптана тропинка к главному дому.
Вокруг было пустынно, поэтому помощник Кобэ постучал в дверь. Ответа не последовало.
После нескольких попыток поднять кого-нибудь в доме Акитада и Кобэ спешились и пошли осмотреть задворки. Покосившаяся деревянная калитка вела в крохотный садик, вернее, бывший садик, теперь заросший, неухоженный и заваленный снегом. Одна-единственная цепочка человеческих следов, огибая угол дома, вела в глубь сада. Следуя по ним, они пришли к небольшому павильону.
Двери постройки были распахнуты настежь, а в глубине виднелась застывшая на месте согбенная фигура. Укрытый с головы до пят старыми стегаными одеялами, человек этот сидел, склонившись над столиком, заваленным бумагами. Лишь иногда из этой бесформенной кучи высовывалась рука, чтобы накорябать несколько иероглифов, после чего окоченелые пальцы подносились ко рту.
Сидевший в холодном домике человек не слышал приближающихся по мягкому снегу шагов и обернулся, только когда они взошли на крохотную веранду. Одеяла
Кобэ тут же сказал:
— Простите, что помещали, но никто не ответил на наш стук. Не вы ли профессор Ясабуро?
Старик шмыгнул носом и отер его замусоленным рукавом.
— Ну уж нет, слава Богу, — проговорил он гнусавым простуженным голосом. — Отвратительный скряга, проклятый тиран, грубый невежа, несносный стихоплет, бездарный стряпун, презренный спорщик, горе-ученый, дрянной отец и никудышный каллиграф, вот кто он, этот ваш Ясабуро. И вино у него паршивое. Нет уж, я — это не он, слава Богу.
— Тогда кто же вы? — поинтересовался Кобэ. Старик снова вытер нос и шмыгнул.
— Проклятый холод! — пробурчал он. — Что-то не припомню, чтобы сами-то вы представились.
— Я начальник полиции Кобэ.
— Курам на смех! — Старик ухмыльнулся. — С чего бы это начальнику столичной полиции являться сюда? Придумайте что-нибудь получше.
— Не тратьте мое время понапрасну! — вспылил Кобэ.
Даже не поднимаясь с места, старичок умудрился выказать почтение.
— Харада. Бывший профессор математики Императорского университета, а ныне жалкий раб в услужении.
— Я расследую преступление. Вам знакомо имя Нагаока?
Старичок изумленно уставился на него:
— У Нагаоки неприятности? Удивительно. Он же был здесь недавно.
— Был? Когда?
Харада шмыгнул носом и заглянул в свои приходные бумаги, ведя по строчкам посиневшим от холода пальцем.
— Ну вот же, — пробормотал он. — Да, у меня отмечено второе число этого месяца.
— Ага! — оживился Кобэ. — Уже кое-что проясняется. Кстати, какого черта вы тут делаете?
— Уж не знаю, какого черта, но я здесь работаю. А без черта тут явно не обошлось — чертовски трезв, чертовски продрог и вожусь с чертовыми счетами этого чертова скряги в непротопленном садовом домике, где на меня орет какой-то полицейский.
Акитада сдержал улыбку. За пределами столицы Кобэ явно не пользовался уважением. Он спросил у непочтительного Харады:
— А где ваш хозяин?
— Мой хозяин? — Приподнявшись, Харада попытался смерить Акитаду презрительным взглядом, но из этого ничего не вышло — все испортила очередная капля, повисшая на кончике носа. Он смахнул ее замызганным рукавом и высокомерно проговорил: — Если вы — кстати, абсолютно незнакомый мне человек — упоминаете здесь Ясабуро, значит, вы плохо слушали. Этот человек никому не хозяин. Он неумеха во всем, полный неудачник. Я работаю у него, но при этом во многих вещах скорее я у него хозяин. В этом вся тонкость, молодой человек. Запомните это!