Адские гнезда: Дуэт Гильденстерна и Родригеса
Шрифт:
Кай считал иначе — с опорой на острый ум. Дверь наружу в подземном строении открываться просто так не должна. Ей положено быть закрытой — кроме особых случаев. Потому разумней ту дверь и закрыть, и заблокировать автоматикой. А из рубки — в особых случаях — её можно зато открыть.
Так разумней? Ну да. Но зачем по пустякам спорить с Господом?
А пришлось. Амос потребовал его мнения.
Вдруг возникло ощущение дежа вю. Бишоп вновь, и в том же стиле хочет его использовать. Мало ему той церемонии?
— Наше общее дело, —
— То есть, вы теперь хотите, — опешил Кай, — чтобы я планировал боевую операцию?
— План атаки на рубку, — заверил бишоп, — стражи уже подготовили. К сожалению, этот план не ведёт к победе. Были попытки, но выходило скверно. Враг наотрез не желает идти в рукопашную. А у стражей бластеров мало, но много катан…
— То есть, вы ожидаете, что я дам такой совет, который заставит воинов Сида броситься под катаны?
— Это же ксенокультура, — напомнил Амос. — А ты изучал её странности. Вдруг что-то можно сделать.
14
Переложить на Кая всю ответственность за вероятную неудачу — в этом бишоп силён, как никто. И вот, по итогам недлинного разговора, ты уже обязан. И даже смиренный брат Феогност, который как заткнулся в начале беседы, так всю её и промолчал — и тот убеждён в твоей обязанности.
Повлиять на сидян? Но Кай не ксенопсихолог. Он ксеноисторик и работает с культурными памятниками. Ему надо… ну, хоть представлять то пространство, где должен случиться бой.
Вот по этой причине ему нужно в зал с росписями, тот, где стену от пола до потолка украшает ромбическая карта. И добро бы пошёл туда сам, так ведь нет. Вместе с ним отправился бишоп — закреплять эффект? Вместе с бишопом — ещё стражи, Саймон и Рик. Даже Феогност, и тот увязался: ну его-то какое дело?
В общем, сказать, что Кай испытывал раздражение — ничего не сказать. Сильный гнев — вот, пожалуй, что это было. Ну а можно ли в таком состоянии толково читать карты?
Чтоб толково — нет. Но можно хоть как-нибудь.
Кай глядел на рубку, на коридор перед ней, а ещё на довольно широкий зал перед коридором. В этом зале стражей-то и положат! Что, и в неудачной попытке было примерно так?
Пока он выражал на лице внимание к карте, все стояли молча, и только бишоп величаво ходил по залу, да ещё возмущался запахом: мол, когда же уберут трупы? Ну а кто их должен убрать. Стражи, как будто, по специальности заняты. Кай вот — тоже, карту гипнотизирует. Ах, ну вот и ответственный: вызвался Феогност…
Кай не сразу заметил, что на лицах обоих стражей что-то не то. Столько страсти — с какой ещё стати?..
Но затем догадался — Квентин! И его артефакт-браслет.
Задурил бишоп голову! И ни Кай, ни брат Феогност… Или Феогност о нём говорил,
Кай завертел головой — и увидел одержимого Квентина: тот с катаной наперевес выбегал из левого коридора, того самого, куда Кай с Феогностом так и не пошли — и куда всенепременно придётся пойти стражам, когда бишоп их погонит отвоёвывать рубку.
— Квентин!.. — выкрикнул Кай, лихорадочно нашаривая «менору».
Но безумец был уже почти рядом. Он взмахнул мечом, и Кай, спеша уклониться, уронил револьвер, да так неудачно, что он метров восемь проехал по полу.
— Умри! — заревел полоумный Квентин.
Кай догонял револьвер и не сразу понял, кому он это кричит. Оказалось, бишопу.
— Асмодей любит только меня! — проорал сумасшедший, широко замахиваясь катаной.
Амосу уже…
Но в последний миг чьё-то тело заслонило и отпихнуло бишопа. Свистнуло лезвие, и голова брата Феогноста покатилась с плеч.
Квентин заревел:
— Всё равно не уйдёшь предатель! — И послал катану уже во второй замах над бишопом…
Но на сей раз вступила в игру и «менора» Кая, опорожняя обойму в затылок, в висок, между глаз асмодеева прыткого обиталища.
Глава 22. Как танцы быстрые,
или О некоторых показателях двигательной активности танцоров
1
Адского Проглота уничтожали так.
Для начала скатались к Эстебану. Родригес его почти так же давно не видел, как и Гарриса (мир его праху, если только сия идиома в данном случае подойдёт). Эстебан уж давно пропадал на Кладбище Кораблей, вот туда к нему и поехали. Небольшим составом — Олаф, Бенито, Трентон.
Да, увиделись. Эстебан был рад. Между прочим, ему рассказали, что там, в Бабилоне, он уже не начальник транспортного профсоюза, а его заменил какой-то Ибаньес. Вот уж Эстебан удивился, так удивился!
Но расстроиться — нет, не расстроился. Ведь пилот-альбинос никогда не питал интереса к таким социальным играм. Кто начальник, кто нет — лишь бы тебя не трогали. Не мешали доделывать то, что считаешь нужным.
Ну так чем занимался он на Корабельном кладбище? Тем же самым: старался спасти хоть какой-то катер. Неблагодарное дело. Всё ветшает со временем, а уж то, что свезли к этой свалке, предварительно так разграбили, что порой ты в сомнениях: был космический катер, или же водный?
Кстати, прежде на кладбище было более людно.
— Где те люди, там и катера, — горько шутил Эстебан.
Да, он ведь здесь не единственный что-то пытался ещё привести в готовность к полёту. Были другие. Те строили катера — и на них тут же и улетали. Да, по глупости. Хоть и знали, что это глупо. Знали, но до конца не верили. Предпочитали верить в свои счастливые звёзды. Те, что их выведут с Эр-Мангали мимо модулей «Карантина».