Адский кот
Шрифт:
— Люди или, что редко, демоны. Но по наследству от отцов мы получаем лишь цвет глаз. Русалки рожают следующее поколение. А значит хвосты и водорослеподобные волосы.
— У тебя зелёные волосы, — указал он.
— Но дело не только в волосах. Я не могу дышать под водой.
— Ты отличаешься. Но из-за этого мать не может отказаться от тебя. — Он заметил, что его норов проявляется от того, что кто-то мог отказаться от ребёнка из-за таких мелочей.
— Ох, я уверена, будь лишь в этом дело, она оставила бы меня. Но, когда я говорю или пою, всё живое мрёт, сходит с ума или калечит себя.
Кроме хрипотцы и низкого тембра, он не заметил проблему с ее речью. На самом деле, он считал его сексуальным.
— Меня нет.
— Я заметила. Ты знаешь почему?
— Нет.
— Обидно, — на выдохе проговорила она, беря длинный нож и начиная резать овощи.
— Почему?
Она бросила на него многозначительный взгляд.
— Ты не слышал, что я только что сказала? Люди сходят с ума, когда слышат мой голос. А когда я пою, мрут, как мухи.
— На мой взгляд, это великолепная способность. Менее грубое, чем то, что я должен был сделать, чтобы заслужить уважение. Выпускать когти, чтобы вершить правосудие и преподавать урок хороших манер означает кровь на шерсти, а иногда и растрескивание ногтей.
— Но ты же можешь помыться. Не велика потеря. По крайней мере, ты можешь выбрать, кому причинять вред.
— Ты мне сейчас сказала помыться? — Ему не нужно было изображать оскорбление. Она на самом деле ничего не знала о его виде? — Женщина, я кот! Мы рядом с водой лишь охотимся. И даже тогда, предпочитаем заманивать добычу на мелководье, где можем просто поймать и вытащить на сушу.
— Как же ты тогда моешься? — спросила она, мило сморщив носик.
— В облике человека — в душе. Если не попал в неурядицу.
— А если попал?
— Ну, я стараюсь избегать такого. Но когда я испачкал шерсть кровью или ещё чем, часами вылизываюсь. Что, стоит заметить, не так уж и забавно. Представляешь, сколько шерсти я съедаю? — Фелипе передёрнуло. — Не говоря уже о том, что когда я выплёвываю её в раковину, засоряются трубы.
Она начала содрогаться всем телом, а затем рассмеялась в голос.
— Не смешно, — сказал он с притворной обидой.
— Ох, смешно и даже очень, — произнесла она между приступами смеха. — Я бы предпочла шерсть и засоры зажаренным чайкам. Сиренам противно видеть, как вещи идут псу под хвост. Когда я заигрывалась снаружи и громко начинала кричать, итогом служили стаи мёртвых чаек.
— Так вот почему на острове нет птиц?
— Частично. Но даже до моего появления, тут было не так уж живо. Лишь сирены и их пленники. Однажды, я спросила об этом Рейдну, но она не могла это объяснить. Мы можем поддерживать аквариумы, но всё остальное гибнет
— Нет стейка? Или оленины? На крайний случай, мыши?
— Нет, если только мы не спасли кого-то после крушения. Но у нас много морских блюд, — сказала она и открыла дверцу шкафа на островке, изнутри она вытащила большого, пестрого зелено-коричневого омара. — Со сливочным соусом?
Будет ли он?
Некоторое время спустя, набив живот и полностью удовлетворившись — его зеленоволосая Дженни умела готовить! — Фелипе, наконец, задал интересующий его вопрос.
— Можешь сказать, что это не моего ума дела, но всё же я спрошу. Если твоя мать не хотела оставить
— Нет. Всё нормально. Я хочу сказать, что, не удивительно, что это так естественно. Ты ведь знаешь, что русалки все женщины, и, как и сирены, используют человеческих мужчин ради размножения.
— Да, слышал. Но как это? Ведь у них… к-хм, нет трубы, подходящей для ёршика.
От веселья в уголках её глаз появились милые складки, а на губах заиграла улыбка, которую Фелипе захотел расцеловать.
— Так лишь в море. Поэтому на дне океана есть пещеры без воды.
Русалки утаскивают тонущих моряков в эти воздушные карманы и держат их там, в качестве осеменителей. Во время отлива, если русалка позволяет исчезнуть хвосту, она на некоторое время становится человеком.
— И спустя девять месяцев рождается ребёнок.
— Если повезёт, русалка беременеет и рожает русалку. Ну, или так предполагается. В моём случае не сработало.
— Ты пошла в отца и стала похожа на человека.
— Вероятно.
— Как так?
— Мама никогда не говорила кто мой отец. Однажды, она уплыла из школы посмотреть океан. А когда вернулась, уже носила ребёнка, и никогда не говорила от кого. Когда я родилась, почти утонула, прежде чем они поняли, что у меня нет жабр. Из-за дефекта, я годами жила в пещерах. Полагаю, жалость для моей матери стала слишком сильным испытанием. В один день, я уснула в пещере, а проснулась на следующее утро на острове сирен.
Брошенный и ненужный ребёнок, как и он сам. Её история во многом схожа с его, кроме того, что мама любила Фелипе, пока что-то большое и злое не убило её. Ему повезло, что котёнком его нашла и забрала себе Изабель. Как Дженни приютили сирены.
— Ты пыталась найти мать и спросить почему? Может у неё веская причина была?
— Нет. Не пыталась и не собираюсь. Предпочитаю жить на острове, где меня принимают и есть солнце, чем в тёмной пещере, где меня принижают.
— Не могу тебя винить. Я сам люблю солнце, даже если это всего лишь яркое свечение неба Ада.
Свернувшись калачиком на диване, Дженни представляла милое зрелище. Её зелёные локоны свободно упали ей на колени. Фелипе не мог вспомнить, когда он проводил такой спокойный вечер, особенно с противоположным полом. Обычно, его разговор с женщинами был краток и состоял и заканчивался этим: «Ко мне или к тебе?» Или этим: «Раздевайся». Но ему нравилось узнавать про Дженни или делиться сокровенным с ней.
— На что похож Ад? — спросила она, прерывая его размышления.
— На что похож? — повторил он. — Смотря, какая его часть. Во внутреннем кругу, обычно, всё организовано. Люциферу может и нравится хаос и грехи, но жить среди этого не желает. Во внутреннем кольце живут только самые приближённые и проверенные приспешники. Из всех жилых зон эта наименее изгажена. Улицы всегда убраны от пепла, а стражи Люцифера держат преступников в узде. Но чем дальше, особенно четвёртый и пятый круги, тем меньше в Аду цивилизации. Там уже сложнее навязать цивилизованный образ жизни и благоприятные условия.