Хозяйка забытой усадьбы

– Какая же ты неблагодарная дрянь! Ты подохнешь в нищете. За корку хлеба будешь задирать подол в порту перед пьяницами, если не согласишься на наши условия! – визжала сестра.

Еще никогда прежде ее голос не казался мне настолько омерзительным.

Спрятав за спину руки, я сцепила ледяные пальцы в замок и опустила взгляд на выцветший, когда-то богатый

Остатки былой роскоши.

Со стороны могло показаться, что это смиренная поза, но… на самом деле, это был единственный способ не вцепиться Изольде в напомаженные волосы. А сделать это хотелось невыносимо, но сейчас я не могла себе такого позволить.

– Ты никому не нужна! От тебя даже отказался жених! – Иза остервенело потыкала пальцем в сегодняшний выпуск вестника, лежавший рядом с ней на софе. – Неужели ты думаешь, мы будем кормить лишний рот? На что ты рассчитываешь, Манон?

Стиснула зубы, чтобы не выплюнуть в лицо сестре, что и у нее не было бы мужа, если бы она не легла под моего самого первого жениха, пока я училась в пансионе.

Самоконтроль давался мне все сложнее. От напряжения я сжимала руки сильнее и сильнее, пока даже короткие ногти, отрезвляя, не впились в ладони.

Нельзя. Нельзя провоцировать Изольду.

Уж лучше иметь дело с ней, чем с ее муженьком, тем самым моим бывшим женихом.

О! Я нисколько не жалела, что наш брак не сложился. Договорные помолвки, они такие. Отец мне даже магснимок будущего мужа не показывал.

Собственно, впервые я увидела Грегори Дантесоля уже на свадьбе сестры и была готова бежать к любому источнику силы, чтобы принести дары за то, что меня миновал удел стать женой этого гадкого типа с сальным взглядом, отвратительными манерами и воняющего на всю улицу одеколоном. И все равно, запах немытого тела пробивался сквозь дорогие благовония.

Кстати, Иза радостно переняла привычку Грегори обливаться духами, и у меня уже подступала мигрень от нестерпимой сладости ее парфюма. Несмотря на холодную для этой поры погоду, тянуло не только открыть окно настежь, но и ослабить корсет, чтобы избежать головокружения. Воздуха в старой уютной гостиной катастрофически не хватало.

– Ты принимаешь условия Грегори, Манон? – Иза прямо на ковер стряхнула бисквитные крошки с пухлых пальцев, унизанных кольцами с драгоценными камнями.

Сапфиры и изумруды разом. И это при многорядном жемчужном ожерелье на шее. Интересно, она всегда так ходит или нарядилась ради меня, чтобы продемонстрировать свое успешное положение?

Закусив губу изнутри, я молчала и не поднимала глаз. Иначе не смогу сдержаться. Мне было достаточно видеть эти отвратительные

– Грегори не станет ждать долго, – она перешла на шипение. – Если ты думаешь, что потом сможешь приползти за помощью, то сильно ошибаешься. Ни мне, ни мужу обуза не нужна. Это твой последний шанс, Манон.

Вряд ли Иза была в курсе, какие еще дополнительные пункты включил ее муженек в свое «благородное» предложение. Я могла бы дрогнуть, если бы в договор не входила обязанность ублажать лорда Дантесоля по его первому требованию.

Однако раскрывать Изольде глаза я не собиралась.

Она либо мне не поверит, либо только позлорадствует.

Я вообще ощущала недостойное леди желание отомстить этим двоим за все.

И я отомщу.

Люди склонны ошибочно принимать воспитанность и сдержанность за бесхребетность. Я сделаю все, чтобы неприятно удивить чету Дантесоль.

Их и жениха номер два.

Уже тоже бывшего.

Именно благодаря ему я оказалась в безвыходном положении.

– Все молчишь, Манон? – Иза почти перешла на крик.

Плохой знак. Нужно было как-то выиграть время. Если на подмогу сестре придет Грегори, я сорвусь, и тогда они получат надо мной опеку. Ни о каких переговорах речь уже вестись не будет.

Увы, по законам Хвиссинии дворянка, не достигшая двадцати пяти лет, не могла быть вне опеки: семейной или королевской. За предоставление семейной опеки Грегори Дантесоль хотел отобрать у меня все то немногое, что осталось, и еще мою честь и женское достоинство.

Мерзавец!

Он немало поживился за счет нашей семьи. У меня все больше подозрений, что он причастен к гибели отца.

Можно было бы смириться с королевской опекой, мне угрожал бы всего лишь брак по расчету с тем, на кого укажет король, если бы не одно пикантное «но». Оно перечеркнуло все мои надежды на достойную жизнь.

Опеку надо мной мог взять жених, но… вестник с объявлением о расторжении помолвки говорил сам за себя.

– Я обязательно подумаю, – сипло ответила я, стараясь не думать о том, что со мной будет, когда правда о моем даре всплывет.

Я была на грани отчаяния, но не готова сдаться этим гиенам.

– Хорошенько подумай, – Иза повертела в руках изящную фарфоровую чашку из маминого любимого сервиза. – И знай: не сделаешь по-моему, сгниешь заживо. Уж я позабочусь.