Advent Calendar 2013
Шрифт:
Сикарий сжал оружие сильнее, когда неземной холод прошёл по нему как электрический разряд.
Слева от него мелькнула дульная вспышка, частично скрытая туманом. Потом ещё, и ещё, пока непонятное бледное облако не было смыто оружейным огнём. Он услышал клинки — их сперва достали из ножен и затем пустили в ход. Затем раздались вопли чужаков. Он мельком увидел фигуру, двигающуюся в белых испарениях внизу. Она выглядела знакомо — без сомнений Адептус Астартес, но принадлежащий к ордену, с которым Сикарий никогда не сталкивался. Сперва он подумал, что это Караул Смерти —
Впрочем, гадал он недолго. За несколько минут вернулась тишина — туман испарился так же быстро, как и появился, не оставив ничего. Даже мёртвых.
Вновь прицепив гранату к поясу и убрав меч в ножны, Сикарий потёр глаза. Он был ранен. Возможно, потеря крови… нет, он отмёл такие мысли, услышав, как низкий гул в воздухе превратился в глухой рёв. Он звучал уже некоторое время, но Сикарий списывал это на раны. А это действительно был турбовентилятор.
В воздухе появился громоздкий контур — «Штормовой ворон» Ультрадесанта.
Десантно-штурмовой корабль приблизился, вращая штурмовыми пушками, и, не найдя целей, развернулся. Дацей, стоящий на задней аппарели, взмахом руки пригласил капитана на борт.
— Мы подумали, что Вы мертвы, когда нашли сбитую капсулу — сказал сержант.
— Я почти и был — ответил Сикарий.
— Эта местность кишит чужаками. Как Вы избежали их? — в голосе Дацея звучало искреннее недоверие.
— Я не избежал. Дацей вскинул голову, задавая невысказанный вопрос.
— Хотя я не обошёлся без помощи — ответил Сикарий.
— От кого?
— Из непредвиденного источника — и больше Сикарий по этому поводу ничего не сказал.
Дацей обернулся назад и крикнул: — Апотекарий.
— Нет, — ответил Катон, взмахом руки отсылая медика обратно в сумрак. — Принесите мою броню. Эта война ещё далека от завершения, хотя чаша весов и склонилась в нашу пользу.
На сей раз Дацей не спрашивал, потому что Сикарий явно не собирался отвечать.
На самом деле он просто знал, что прав.
Аппарель поднялась, и корабль полетел прочь, к рубежам Ультрадесанта.
В темноте отсека Сикарий вспомнил туман и воинов внутри него. Он вспомнил и ещё кое-что — составляющую их брони. Кость, это была кость. Они были покрыты ею.
Сикарий был в долгу, его жизнь сохранили для чего-то большего, и он задумался, когда же взыщут долг.
Аарон Дембски-Боуден
Абаддон: Избранник Хаоса
Когда к нам приводят пленника, я не могу определить, сохранил ли тот достаточно собственного достоинства, чтобы удержаться от тщетной борьбы, или же у него просто нет сил отбиваться. Его доспех, некогда имевший царственно-белую окраску вырезанного ордена, теперь представляет собой серо-стальные останки. Раньше на керамите горделиво красовались почетные знаки и символы подвигов, но теперь его украшают лишь рубцы и подпалины. Можно было бы сказать, что Судьба оказалась к нему неласкова, однако это будет ложь. Это мы оказались к нему неласковы. И к его ордену. И к населению, которое они пытались защитить.
Судьба тут ни при чем.
Мои рубрикаторы швыряют его на грязную землю. Исполнив свою обязанность, они поворачивают ко мне лицевые щитки в ожидании распоряжений.
Убейте его, если пошевелится, — безмолвно передаю я им.
Они направляют свои изукрашенные болтеры на распростертого пленника неторопливыми призрачными движениями тех, кто уже не в состоянии даже изображать жизнь. На всех нас обрушивается маслянистый поток ливня, который шипит на рогатых шлемах братьев и хельтарских плюмажах моих слуг из пепла.
— Позволь мне, — произносит Леор. Ротовая решетка его шлема щерится сжатыми керамитовыми клыками. Когда-то она была красной. Теперь черная. — Позволь привести приговор в исполнение.
В последние годы у Леора появилась привычка отмечать убийства царапинами на своей броне. Когда его руки не могут стиснуть оружие, то подергиваются в неприятных конвульсиях.
Наш командир ничего не отвечает, и Леор делает шаг вперед, приставляя к шее пленного зубчатое лезвие цепного топора.
— Эзекиль. Позволь мне эту честь, — я не чувствую в нем ничего, кроме искренней, гневной преданности. Она исходит из его разума незримой жгучей дымкой.
Пленник поднимает глаза. В его взгляде непокорство, однако оно не в силах полностью скрыть удивление от имени, которое произнес мой брат. Впрочем, мы — Эзекарион. Единственные, кому дозволено называть Магистра Войны по имени.
Рядом со мной стоит Телемахон, который наблюдает, скрестив руки поверх нагрудника. Его разум закрыт для меня, и мне этого довольно. Прошло девять лет с последнего раза, когда я пытался его убить. Семь с последнего раза, когда он пытался убить меня.
— Будь немного сдержаннее, брат, — говорит он Леору. — Он может пригодиться.
У Телемахона самый красивый голос из тех, что мне когда-либо доводилось слышать. Голос, которым можно сотрясать души и очищать сознания — мягкий без примеси слабости и сильный без надменности. Даже треск помех вокса не в силах нарушить плавную интонацию.
— Хайон, — произносит Магистр Войны. Услышав собственное имя, я оборачиваюсь и смотрю на Абаддона, который единственный из нас стоит под дождем с непокрытой головой. Тем из нас, кто обладает шестым чувством, трудно долго глядеть на него.