Адвокат, адвокат, он ворюге – друг и брат
Шрифт:
И тут практика – сначала следственная, потом прокурорско-судебная. И вот ты попадаешь в совершенно другое качество. Тебя объявляют приказом и. о. следователя, выдают прокурорское удостоверение, по которому к тебе ни один патруль докопаться не может, поскольку особый статус. И ты из черного раба превращаешься в белого – нет, пока еще не господина, но так – господинчика. Офицеры, которые тебя гоняли, что ты им честь не так отдаешь, не так свистишь, не так голос подаешь, уже смотрят с опаской: а что ты, сволочь такая, накопаешь в его войсковой части и лично на него? Конечно, он может тебе попенять, что ботинок
И тут выясняется, что голова у тебя забита вполне востребованными знаниями. И учили тебя неплохо.
В первый же день работы следователем я расколол взяткодателя, которого безуспешно колола вся прокуратура.
Это был первый допрос, который я видел в реальности. Мужичонка, хилый такой, тщедушный, из гражданских, а не военный, сидит, съежившись, а на него все орут:
– Колись, сука!
Он начинает что-то слабо вякать про соцзаконность и требовать прокурора. Ну ему со словами «ща дадим тебе прокурора» и подогнали заместителя прокурора.
Мужичок почувствовал, что пол трясется, и ощутил спиной что-то неладное. Дверь с треском распахнулась. Зашел зампрокурора – такой двухметровый тучный детина в очках с толстыми стеклами. Посмотрел на допрашиваемого, как на насекомое, отметился теми же словами:
– Колись, сука.
– Я ничего не знаю!
– В камеру гада!
Свезли бедолагу в ИВС на трое суток. Там мы с ним поплакались друг у друга на груди. И он со словами «далеко пойдешь, курсант» выдал мне явку с повинной, кому и за что давал взятки.
Дело это было необычное и интересное. Командир автомобильной роты ВВ умудрился организовать небольшой гешефт – вместе с гаишниками от своей части сделал несколько сот левых водительских удостоверений за две сотни рублей каждое. Притом всем желающим, кто по-другому сделать удостоверение не мог, – среди них были и увечные, и даже дальтоник, который тут же врезался в грузовик, не сумев распознать, какой цвет светофора горит. Вызывали мы на допрос даже секретаря райкома, что по тем временам было вообще чем-то невероятным.
В общем, поняли мы, что учили нас не зря. Что мы кое-что можем. И что у нас есть реальная власть от имени государства. Не то чтобы нас сильно тянуло к власти, но все же у курсантика, который еще вчера выгребал пищевые отходы, от этого голова кружилась сладостно.
Потом прокурорская практика – там вообще ты король, потому что при должных усилиях можешь так напроверять войсковую часть, что все командиры с должностей вылетят. В каком-то стройбате я накопал несколько фактов криминала – мордобития там и прочее. Так командир чуть не плакал, умоляя – давай забудем. А я – у меня старший есть, пусть он и принимает решение.
В общем, самолюбие свое мы приподняли нормально так. И работать научились немножко на практике, а не в теории. Интересной была практика в трибунале в Северо-Кавказском военном округе в Ростове. Там впервые увидел дела тридцатых годов, троек, приговоры времен войны, которыми были завалены все архивы.
«А еще он говорил, что немецкий шнапс лучше. Решение тройки – штрафная рота». Дезертирство – расстрел. Строго было.
Много интересных дел трибунал рассматривал. Так, перед нашим прибытием окружной судья приговорил к расстрелу офицера КГБ. Он при зарплате
С практики мы приехали – и опять к нарядам, караулам и в столовку. В общем, опять выяснилось, что ты вовсе и не белый человек, а снова кухонный негритенок. И можешь только первокурсникам втирать о своей нереальной крутости – они на тебя смотрят с уважением, поскольку ты был на следственной практике, а они даже не знают, доживут ли до нее.
Глава 12
Распределение
Распределение – это было шоу! Судьями трибуналов назначали с двадцати пяти лет, а мы были в основном младше, поэтому нас сначала отправляли начальниками канцелярий. В трибунале всегда считалась работа солиднее. Во-первых, трибуналов меньше, чем прокуратур, и они обычно в больших городах, а не в каких-то глухих деревнях. Во-вторых, судьи получали больше. В-третьих, работа гораздо спокойнее. В четвертых, была возможность уехать в загранку – в группу войск. Поэтому трибунал всегда выбирал лучших, отличников, зная, что они согласятся на это.
У нас курс был каким-то сдвинутым по фазе. Мы наслушались лекций по криминалистике, насмотрелись на профессора Кондратьева в Институте судебной психиатрии имени Сербского. И нам всем вдруг сразу захотелось в следствие, на передовую – примерить на себя фраки непримиримых борцов с уголовной преступностью, которым суждено изменить мир. В результате в трибуналы вообще все идти отказались. И их кадровики чуть не плача зазывали нас, как на ярмарке расписывая преимущества своей именно службы – для них это был абсурд.
Несколько человек отправились в юридическую службу – юрисконсультами. По-моему, кто-то даже попал военным адвокатом – такая ерунда была в группах войск, где гражданского адвоката взять неоткуда. Но основная масса – это рабочий класс, следователи прокуратуры. И вопрос главный: кто куда поедет?
Самый блатной, естественно, Московский округ. Он был зарезервирован для детей и внуков. Все расписано, и чужим туда можно не надеяться и не стремиться.
С первого курса нам говорили: кто лучше учится, тот лучше распределится. Может, когда-то так оно и было. Но во время нашего выпуска прокурор Среднеазиатского округа накатал гневную бумагу в ГВП, что ему присылают из института одних двоечников – так и было, туда отправляли залетчиков. Прокурору кадровики вняли. И всех наших отличников запихали в Киргизию и Казахстан. Мой друг с красным дипломом уехал в Киргизию и несколько лет обслуживал всю республику, не вылезая из самолетов и поездов.
Забайкальский военный округ, который переводили как «забудь вернуться обратно». Льготной зоной он не считался, в отличие от северов, и служить там могли десятилетиями, перемещаясь из каких-то там деревень в Монголию и обратно. Его тоже решили разбавить отличниками.
Помню, один из наших краснодипломников, умница, отличник, с каменным лицом выслушивает приговор кадровика:
– В Лесогорск ЗАБВО распределяетесь. Да, климат там тяжелый. Оперативная обстановка сложная. Квартир нет. С едой туго. Но вы не бойтесь, лет через десять мы вас заменим.