Адвокат’essa, или Поиски Атлантиды
Шрифт:
Судья, делавший пометки для будущего решения на листе бумаги, удивленно поднял брови и переспросил:
– Что вы подразумеваете под этим словом, свидетель?
– Где? – Бабушка огляделась.
– Не «где», а «чехарда».
– А, ну даете, товарищ судья, полная «чехарда» и есть. И я не про – … подр… не продразумеваю. Вы что, классиков не учили?
– Каких классиков, кто не учил, свидетель, вы о чем? – даже слегка опешил председательствующий.
– Как о чем? А Маркса-Энгельса не учили в школе, что ли? Как они нам говорили – «битие определяет сознание!».
Один из народных заседателей – бывший военный – сурово взглянул на «манифестантку», явно не одобряя столь вольного обращения с заветами основоположников научного
– Вот! Все слышали? Оказывается, Маркс вместе с Энгельсом нас учили, что «битие» определяет сознание? Похоже, что ваше сознание именно битие и определяет, не более того. А ведь классики об этом действительно писали, только они утверждали, что бытие определяет сознание! – Подчеркнув слово бытие, Александр Борисович замолчал, но было видно, что он тоже готов рассмеяться, хотя обстановка самого процесса не очень-то располагала ни к веселью, ни к философии…
– Так я о том же и говорю, – битие и определяет сознание! Подумаешь, иногда даст детям подзатыльника или по попе веником шлепнет. Ребятишек обязательно надо поколачивать, я вам точно говорю.
Сама по себе знаю! От бития это самое сознание и мозги как раз и прочищаются!
Такая трансформация «бытия» и педагогический «пассаж» заставили рассмеяться многих присутствующих в зале суда. Мы с Агнешкой, как раз перед практикой сдавшие на «отлично» экзамен по «научному коммунизму», просто улеглись на стол, за которым сидели. Засмеялся даже прокурор – довольно серьезный мужчина. Смеялся А. Б., смеялась сидевшая слева от него народный заседатель. Только военный строго поглядывал на веселившихся. Ему явно хотелось рявкнуть: «Смирно!» – но права командного голоса не было.
– Да, чего только не услышишь от граждан, когда они дают правдивые показания суду, – подытожил Александр Борисович. И уже другим голосом, посерьезнев, добавил: – Вернемся, собственно, к теме нашего исследования. – Это выражение – про «битие» – так и осталось нашей шуткой на долгие годы.
Когда спустя два дня наступил момент вынесения решения, мы гадали: что скажет суд? Шесть часов в совещательной комнате А. Б. вместе с заседателями готовил свой вердикт. С одной стороны, этот отец – такой удачливый, успешный и вроде бы пекущийся о детях шести и восьми лет. Девочку восьмилетнюю даже допрашивали в суде, выясняя, «с кем она хочет жить – с папой или мамой?». По закону такой «допрос» разрешался и адвокаты на этом очень настаивали.
Посмотришь на этого отца: чистенький, ухоженный, в перерывах дарящий детям какие-то игрушки, сладости и немного заискивающе заглядывающий в глаза. И характеристики у него были положительные, и каких-то свидетелей он приводил для подтверждения неблаговидного поведения бывшей супруги. А. Б. часто нам повторял: «Когда все так хорошо – это подозрительно». Бывшая жена худощавая, около 30 лет, небольшого росточка женщина. Бледное лицо с большими кругами под удивительно синими глазами, обкусанные губы и дрожащие руки, постоянно теребившие несвежий носовой платок, в который она и плакала, и сморкалась, дополняли весьма печальную картину. Ее рассказ о том, что она действительно начала работать в ночную смену, так как за это больше платят и ей можно что-то прикупить ребятам сладенького, вызвал вопрос у суда: «А что, разве отец не платит денег на содержание детей?» В ответ женщина в очередной раз расплакалась и сказала, что отец за лето и весну приезжал три раза, привез мальчику брючки, девочке – кофточку, несколько тетрадок и лимонад. «И это всё?» – поинтересовался Александр Борисович. «Да, всё», – почти прошептала ответчица. Видно было, что устала она очень, что трудно тянуть самой детишек и что ее дурковатая мамаша и ей житья не дает. И, похоже, что ребятишкам от матери тумаки достаются действительно… Но девочка хотела остаться с мамой, а мальчишка, получивший тут же, в зале суда от папаши
А истец на вопрос суда: «Почему вы уклоняетесь от уплаты алиментов на детей?» – сообщил, что он нарочно не дает ей денег, а то она их пропьет со своими собутыльниками». Мрачная история чужой трагедии. Больно, стыдно, неприятно. Многое непонятно. Чаша весов наша колебалась время от времени то в одну, то в другую сторону.
Решения ждали все. Мы обсуждали детали процесса, но не могли предположить, в чью пользу все-таки решится дело. Понятно, что это будет позиция А. Б., а заседатели, скорее всего, «прокивают» вслед за ним.
Люди столпились в судебном коридоре в таком количестве, что нечем было дышать. «Пойдем на улицу», – предложила Агнешка. «А вдруг пропустим оглашение?» – заволновалась я. «Да, ну, пропустим, как же! Двери открыты, и мы увидим, как народ двинется в зал!»
У дверного проема стояла «исследовательница» трудов классиков марксизма и обмахивалась широкополой соломенной шляпой в разноцветных бантиках. «Идите, студэнточки, – с ударением на «э», жеманно протянула она, – заглотните летнего воздуха и нам принесите!» Мы чуть не прыснули от смеха – уж очень комично все это выглядело. «А я не могу отойти с этого поста. Жду гражданина судью». «Рановато вам еще называть его гражданином, приговор пока что вам не выносят», – подумала я.
На улице хоть и было жарко, ветер с моря доносил прохладу. «Хорошо бы купальники надеть – и на пляж!» – почти пропела моя подруга. «А решение как же? Вот после него отпросимся у Борисыча и побежим, благо, минут десять – и вот оно, море!» Только успела я это произнести, как толпа в коридоре заволновалась, зашевелилась и властный голос Александра Борисовича произнес: «Освободите проход! Посторонних прошу покинуть помещение!» «Ох, достанется сегодня «на орехи» секретарю Вере – это ж ее прямая обязанность – организовать свободное движение состава суда в зал заседаний. Вероятно, Вера где-то в канцелярии задержалась с бумагами и на звонок судьи из совещательной комнаты не успела среагировать» – все это мелькнуло в голове, и я, заходя в зал, услышала ее запыхавшийся голос: «Прошу встать, суд идет!»
Зал набился битком – какие-то пенсионерки из соседних домов, опрятно одетые, приходившие в суд, как в кино, непонятного вида мужчины и множество участвовавших в слушании дела людей. От волнения, неизвестности и жары пересохло в горле. И даже ноги дрожали. «Нет, на пляж сегодня лучше не идти», – подумалось мне.
«Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, заслушав… установил… суд решил…» Александр Борисович сделал паузу, посмотрел со своего возвышения на присутствующих в зале, глотнул воды из стакана, стоящего на судейском столе, и продолжил: «…решил – такому-то в иске о передаче детей на воспитание отказать. Детей передать на воспитание матери… Истца обязать регулярно выплачивать алименты в размере одной третьей части всех видов заработка на содержание детей шести и восьми лет до их совершеннолетия. В иске об освобождении от уплаты алиментов истцу отказать».
Сначала тишина замерла в воздухе, а потом все пришли в движение, зашумели.
– Все понятно? – дочитав текст, обратился председательствующий к матери детей. – Послушайте, возьмитесь за себя! Дети у вас хорошие, профессия есть. Измените образ жизни, чтоб не пришлось снова к вашей истории возвращаться. Вы молодая – все у вас наладится. Пообещайте, что возьметесь за ум!
Женщина опять плакала и, утирая слезы, кивнула, опустив голову.
– Договорились? – переспросил Петров.
– Договорились, – еле слышно прошептала она, глотая слезы.