Адвокат вольного города 5
Шрифт:
— Мудро. Для них. А принесите-ка, друг мой Аркадий, с прилавка вон то увеличительное стекло с надписью «Carl Zeiss».
Я сходил и принёс, и даже замшевую тряпочку для протирки не забыл.
Канцлер замолчал, протёр увесистую лупу и стал смотреть, то на договор, то на светокопию соглашения
— Оригинала нет, верно? — пробормотал Канцлер и я коротко ответил «да», чтобы не отвлекать его от собственно «созерцания».
Он стал похож на старого доктора, который осматривает больного, молча и сосредоточенно, прокручивая в голове свои знания и опыт, сравнивая
Канцлер неторопливо переводил лупу то на договор, то на соглашение. Сложив губы трубочкой, он неосознанно бормотал что-то себе под нос.
— Ну вот что, Аркадий. Печать настоящая. Почти наверняка. Такое может быть, ну, в Вашей истории?
— Может. Бандиты печать в какой-то момент заполучили. Могли поставить настоящую.
— А вот подпись — подделка. Во-первых, угол наклона другой. Похож, но другой. Во-вторых, заглавная буква у настоящей подписи обладает специфическим уступом, это выглядит как помарка, словно рука на долю секунду дрогнула, но встречается во всех «образцах», которые Вы мне дали. Дальше, у настоящего Хокшилда буква «л» написана неправильно. Он у нас всё же англичанин и, хотя подпись стилизована под русский язык, начертания букв такие, как это принято в латинице, а не постгреческой кириллице. В итоге мы имеем что?
— Что?
— Печать оригинал, подпись нет. Подделка на хорошем, на крепком таком уровне. Я бы даже сказал, что это Родион Иванович балуется.
— Конкурент?
— Ну не совсем, он не занимается комплексным изготовлением документов, а только подписи, но в своём деле достиг больших высот. Он всё-таки художник, хотя и опальный. Его беда только в том, что он торопится выполнить заказ и вернуться к своим кистям и краскам, которые к слову, денег ему не приносят, это его страсть.
— А если его спросить?
— Это категорически против обычаев. Мало, что он не скажет, сам факт того, что Вы спрашиваете будет воспринят, как оскорбление. Тем более, Вы адвокат, человек почти что официальный.
— Понял, спрашивать не буду. В принципе, мне достаточно Вашего слова.
— Что Вы будете делать с этим документом?
— Придумаю.
Прокуратура жила своей привычной беспокойной жизнью, кто-то бродил по коридорам, в их собственных допросных на кого-то орали, молодой парнишка тащил кипу документов, два матёрых следователя прокуратуры прошли мимо меня, доставая на ходу по дорогой сигарете Pall Mall Red Superkings.
Меня пропустили без лишних вопросов, но вот в кабинете Ангелины её самой не оказалось, а дверь была заперта.
Я стоически подождал её четверть часа, и она появилась, вся из себя сосредоточенная и куда-то спешащая. Мельком взглянув, она открыла кабинет и впустила меня внутрь.
— Привет, — когда нас никто не мог видеть, я обнял её и она на секунду расслабилась, а потом вздохнула.
— Привет. Прости, прости. Мне спешить надо, у нас там следственные действия. Не могу даже пару минут поговорить.
— Ну ладно, не извиняйся, я это дело не люблю. Сам же пришёл без приглашения и предупреждения.
—
— Ладно, скажи хотя бы, уголовное дело по банде Владоса у тебя в производстве? Мне бы понимать, кому документы тащить и всё такое. Допрос опять-таки.
— Тебя решили не допрашивать. Считается, что ты агент сам знаешь какой службы.
— Ну, ты-то понимаешь, что я просто честный адвокат, а никакой не агент.
— Слово честный и слово адвокат с трудом стоят рядом, — подколола меня она. — А дело у Лазарева, он в конце коридора сидит, поговори с ним. Если будут с ним проблемы, ты жалуйся мне. Хотя, чтоб ты понимал, тут никто не знает, что мы с тобой знакомы.
Я поманил её пальцем.
— Что?
— Кое-что скажу.
Она приблизилась, и я её поцеловал. Она не отстранилась, а на её лице появилось блаженное выражение.
— Так, Аркадий, прекрати. Закон о прокуратуре запрещает помощнику прокурора целоваться с адвокатом, да ещё и в стенах прокуратуры.
— Это в какой же статье такое безобразие написано?!
— Так всё! Мне надо бежать, а ты иди к своему Лазареву.
— Как его хоть зовут?
— Пётр, точнее Пётр Петрович, он у нас мужчина суровый. Всё, иди.
…
— Пётр Петрович? Можно?
Я толкнул дверь, не дожидаясь ответа.
— Можно Машку за ляжку, козу на возу и быка за рога. Надо говорить «разрешите войти?», — угрюмо буркнул сидящий за столом немолодой мужчина с немного одутловатым лицом. — Кого это тут носит?
— Адвокат Филинов. Пригласите присесть?
— Ну да, приглашу. Присаживайтесь. Вы по Оршанцеву? Можете сразу в допросную, там со своим душегубом поговорите. Я понимаю, у Вас право конфиденциального разговора с таким отребьем. Только сразу скажите, чтобы чистосердечное писал, мы его тогда не повесим.
— Нет, не по Оршанцеву. Вообще не имею чести знать этого человека.
— Этот упырь бабу свою зарезал. А если не по нему, то чего надо?
— У Вас есть в производстве дело по нескольким беглым каторжанам, которых арестовала сами знаете какая служба.
— Ну да, — он вальяжно достал сигарету и закурил. — Ну не успеваю я бумажки по ней составить. Оршанцев этот ещё. Чего Вам конкретно надо? Вы представляете тех упырей? У нас их нет. По документам они переданы по запросу имперским розыскникам. Только документы ещё не готовы. Так что ничего не дам.
— У Вас там в деле есть документы по их фирме?
— Ну, есть.
— Я бы хотел попросить Вас не арестовывать их бухгалтера.
— С чего это вдруг? — с подозрением прищурился он. — Попросить он хотел. Да, признаться, они ещё на камерально-фискальной экспертизе, но там говорят, у них большая неуплата и такое же укрытие при мухлеже с цифрами. А что для них неуплата и недоимка, то для меня уклонение от уплаты налогов и обман при предоставлении отчётности. Статья сто девяносто девять часть два сразу и по «а» и по «б», чтоб мало не показалось. Закроем всех по полной. Ну, то есть тех, которых забрали мы не закроем. Но, вынесем заочный приговор.