Адвокат вольного города 6
Шрифт:
Я задумался. Ну да, тут китайцы натыкались на достаточно традиционную для них проблему в Кустовом, их достаточно жёстко задвигают по национальному признаку. И вместе с тем мой долг, как адвоката и человека, нуждающегося в заработке, попытаться им помочь.
— А если я войду на биржу, как участник?
— Вы, Аркад Ий, заняты в большом количестве проектов, на Вас прииск, работа с Кукушкиной, нефтеперерабатывающая фабрика, кстати с ней всё нормально, медный завод. Ещё и биржевая торговля?
— А если под это дело
— С менее «цыганской» внешностью? — спросил Танлу-Же. Это был камень сразу и в его собственный огород, и в мой, я-то теперь, пока принимаю волшебный эликсир тётушки Вон, временно меняющий внешность, похож на цыгана.
— Ну да. Не гарантирую, но могу попробовать, если Вам интересно.
— Попробуйте. Пока что Ваши попытки были успешны, а Ваши дела принесли пользу общине. Поэтому мы Вас и охраняем, а не только потому, что Вы приятный молодой человек и интересный собеседник. Хотя это тоже. Кстати, об охране, хотел бы оставить Вам парней в качестве прикрытия.
Он показал на троих крепких бойцов, которых я уже видел в доме напротив своего, они были частью охранного поста.
— Слишком приметные. А как там мой старина Джо?
— В целом здоров, но требуется время для восстановления, а что?
— Может, его пришлете? Один человек, оденется как крестьянин, внимание не привлечёт, и потом тут же свежий воздух, заодно восстановится.
— Ну, это приемлемо, только Вам надо будет в одну из своих поездок его забрать. Ездить к Вам очень сложно.
— Как там Мин?
— Восстанавливается. Нам кажется, что Константин проявляет к ней теплоту и интерес, больше, чем к просто подчинённой.
— Правда? — притворно удивился я. — А община против?
— Община считает, что это не наше дело. Есть она, он и их родители. А может вообще, мы не правы и это проявление симпатии и дружбы после покушения. Очередного.
— Простите, Танлу-Же, я, наверное, для Вас оказался беспокойным контрагентом, всё время у меня какие-то перестрелки, нападения.
— Ой, да бросьте Вы. Это же вольный город. Если Вы дожили до шестидесяти лет без единого ареста или покушения, то Вы скучный и пустой человек.
— Хорошо, что Вы не обижаетесь. Кстати, хотел спросить, а у Вас есть подданство Поднебесной империи? Ну, я для целей биржи интересуюсь, всё же международная штука.
— Есть. У китайцев не принято разрывать связь с родиной, даже если вы уехали много лет назад в связи с обвинением в коррупции при поставках оружия в войска, за что положена казнь через пронзание горла множеством деревянных колышков. Это я так, теоретически. Надо поднять старые документы?
— Пока нет, достаточно того, что Вы сказали.
…
Китайские цыгане (они способны подделать даже народность) уехали, и мы с Тайлером уже было облегчённо выдохнули, когда по дороге показался очередной обоз.
— Скажи, Тайлер, может мы прогневали какое-то
— Юрий-названый гость. Нет, это, кажется, местные.
— Бить будут? Знакомиться, а потом всё же бить?
— Не похоже, — он сбегал и достал из своих вещей неплохецкий, хотя и массивный, армейский бинокль. Я отметил себе, что тоже надо бы привезти бинокль. — Скорее похороны, мы же на кладбище живём.
— Мы в доме живём!
— На краю кладбища. Рано утром приезжало трое работяг, покопошились где-то на погосте и уехали в дальше восточном направлении, не мимо нас. Наверное, это были копачи.
— Копач от слова копать? Те, кто копают, траншеи там, ямы, погреба…
— То землекопы. А копачи копают могилы. Вы же не думали, босс, что траурное шествие приезжает и безутешная вдова покойного берётся за лопату? Нас кстати, не минует участие в этом мероприятии. Кажется, теперь я понимаю, как спился прежний жилец дома.
Забавно, что слово «спился» говорил Тайлер, который трезвым бывал далеко не каждый день.
Действительно, когда пешая колонна людей, во главе которой шла лошадка, везущая фургон с гробом, украшенный чёрными цветками и кусочками ткани, доехала до кладбища, они развернулись на площадке перед кладбищенской оградой, а хвост колонны оказался прямо перед нашей околицей.
У всех крестьян были скорбные и сосредоточенные лица, кто-то пустил слезу, но в основном народ был сосредоточенно-спокоен и показательно печален.
Среди ходоков был один дед, у которого на груди было что-то вроде специальной сумки с громадным нагрудным карманом, в который была воткнута ужасающих размеров бутыль мутного самогона. Увидев нас, он немного нахмурился, а Тайлер (хорошо, что у меня он есть) шагнул вперёд, к нему.
Разговаривали они тихо, до меня долетали обрывки фраз.
— Кого хороним? — спросил Тайлер.
— Так Лобову же, — ответил дед, — нашу старосту прошлую. Екатерину Геннадьевну.
— Геннадиевну?
— Геннадьевну. Через мягкий знак.
— А пошто так? Отца ейного ГеннадЬй звали, что ли? — не понял Тайлер.
— Да кто его там видел? Говорила, что всенепременно так. Истерила, коль иначе.
— Достойная была женщина, — уважительно отозвался Тайлер, который покойницу видел примерно ноль раз.
— Да не, — отмахнулся старик, достал два стакана и доверительно шепнул. — Стервь та ещё и ко всему прочему, тупая. Но похороны — дело святое, надо человека похоронить и про покойную плохого слова не сказать. Традиция.
В продолжение мысли про традиции он налил в два стакана, Тайлеру и мне, на четыре пальца самогона совершенно пугающей мутности, но Тайлер шепнул ему про меня, мол, этот — больной на поджелудочную, передал стакан дедку, и они с вопросом потребления самогона справились и сами, без меня.