Аэций. Клятва Аттилы
Шрифт:
У Зеркона было иное мнение.
— Не знаю, кого они там признают. Мы живем в ужасное время, когда законных наследников не осталось, а на трон взбираются самозванцы.
— Законный наследник едва меня не убил, — напомнил Аэций. — На троне — место достойному.
— И где такого найти? — заспорил Зеркон. — Судя по слухам, в Риме творится кошмар, беззаконие и грабеж. Там даже вина не достать.
— Ничего. Авит наведет порядок, — обнадежил его Аэций. — Лишь бы ему не мешали тыловые крысы.
— Такие, как Рицимер и его любимчик Майориан? С ними он точно не сладит.
— Не вернусь. Карпилион был прав. Я не давал Империи развалиться, но она уже развалилась. Прямо у меня в ладонях. На обломках рождается что-то новое, и я не хочу быть камнем, который лежит на дороге. Уж лучше полежу на обочине.
— Как это «полежите»? Вы что собираетесь сделать? — перепугался Зеркон.
— Да ничего такого, о чем ты подумал. Уеду отсюда подальше. Вот только верну старейшинам Норика их кладовую.
— Какое совпадение. В Норик и я собираюсь. Навестить родные могилки.
— Разве у норков бывают могилки?
— А то как же. На этом месте сажают дерево.
— У Сигун его не было… Или было? — Аэций пристально взглянул на Зеркона.
— Ну, было, было, — ответил тот через силу. — Старейшины запретили вам говорить. Думали, вы оскверните могилу. Срубите дерево. Перенесете в другое место то, что осталось от погребения. Но вы ведь так не поступите? Я могу на вас положиться?
Аэций качнул головой. У него было чувство, что Сигун где-то рядом, но спьяну и не такое покажется.
— Отведешь меня на её могилу?
— Отведу, — ответил Зеркон. — Она на утесе. На этом месте выросла махонькая сосна. Такая же нежная и вечно юная как Сигун.
По щеке у него покатилась слеза. Аэций дружески стиснул его плечо. Старикам другого не остается, как только оплакивать тех, кого потеряли. Но для того, чтобы плакать, у Аэция давно уже не было слез.
Осень 455 г. Норик
Сосна на утесе, и правда, была невысокой и чем-то напоминала Сигун. Аэций почувствовал это сразу. Подошел к ней, коснулся иголок дрожащей ладонью. А те были мягкими, словно травинки, и к сердцу прихлынуло что-то нежное, что-то давно забытое.
— Ты простила меня? Простила? — прошептал Аэций.
Тяжелые дождевые капли упали на ветки, заставили их качнуться. Аэций поднял глаза и поглядел на небо. Над утесом висели серые хмурые облака. Сигун подавала знак. Ничего уже нельзя искупить. Ничего…
Аэций пошел обратно, не разбирая дороги.
У подножья утеса его дожидался Зеркон. Однако теперь он был не один, возле него стояла сгорбленная старуха. Увидев их вместе, Аэций поневоле отвлекся от тягостных мыслей. Откуда здесь эта горбунья?
— Сын у неё хворает, — кивнул на старуху Зеркон. — Пришла, говорит, к сосне. У той иголки лечебные. Помогают от разных недугов.
От разных, но не от всех.
— Пускай лучше сходит за лекарем, — мрачно сказал Аэций.
— Да откуда здесь лекарь. В селении — пять домов, да и в тех почти никого. А до города не
Вывихнул, что ли? В походах такое бывало часто.
— Отведи меня к сыну. А там посмотрим, — сказал Аэций старухе.
И она отвела.
*
Аэций знал, как вправляют вывих, но делал это впервые, ему помогал Зеркон. Дней через десять больной уже сносно ходил и не чувствовал боли. Об этом узнали старейшины норков. Когда Аэций позвал их, чтобы открыть кладовую, которую вверил ему один из них, они сказали:
— Золото мы не возьмем. Тебе доверили кладовую. Теперь ты один из нас. Потрать его так, как считаешь нужным. Норику нужно не золото, а тот, кто будет хранителем этих земель.
— Хранителем я уже был и в руки меча не возьму, — ответил Аэций. — Война не бывает без жертв. Когда спасаешь одних, погибают другие.
— Война и нам не нужна, — возразили ему. — Никто из нас не владеет мечом. О тебе говорят, что ты умеешь лечить. А тот, кто умеет договориться с болезнью, поладит со всяким. Лекарей в Норике любят, считают людьми от бога. Для того чтобы сеять мир, человеку не надобен меч, только доброе слово.
И они туда же, подумал Аэций. Доброе слово им помогало, потому что все это время он присылал наемников, охранявших спокойствие в Норике. А теперь у римского войска другой магистр, и наемникам больше не платят. Они уходят из крепостей. На замену им никто не придет, потому что Авит по просьбе Аэция предоставил норкам свободу, а свобода не дается даром. Придется думать самим и как управлять землей, и как её защищать. Аэций совсем упустил из виду, что они не знают, как это делать, когда попросил Авита распустить гарнизон. Норки привыкли к протекторату римлян. При любой напасти их старейшины предпочтут молиться, а враги тем временем беспрепятственно захватят Норик. Допустить это Аэций не мог.
— Придется остаться здесь и научить их жить по-другому, — сказал он Зеркону после ухода старейшин. — А ты поезжай в Кийгород. Я дам тебе золото. Отвезешь Ильдике. Пусть передаст его детям Карпилиона, чтобы ни в чем не нуждались, и скажет, что их отец был великим героем, а то ведь чего только про него не плетут.
— Это точно, — согласился Зеркон. — А что им сказать о вас?
— Обо мне?.. Ничего. Для них я — Мунчук, породивший аттилу. Для римлян — Флавий Аэций. Для норков — захожий старец. Пророчество видьи исполнилось. Для меча я стал слабоват, но меня называют лекарем и при этом чествуют словно героя из-за того, что вправил какой-то вывих…
— У сына старухи другое мнение. Он считает, что вы совершили чудо.
— Уж не ты ли подкинул ему эту мысль? — усмехнулся Аэций.
— Может, и я. А, может, пришла ему свыше, — хитро ответил карлик. — Я знал, что вы из богов. А теперь это знают все.
Через день он поплыл в Доростол, чтобы оттуда пойти на торговом судне в Кийгород. Перед тем, как расстаться, они тепло по-дружески обнялись.
— Ждите к весне с новостями, — сказал на прощанье Зеркон.
Но ни к весне, ни к лету, ни к следующей осени Аэций его не дождался.