Аэсолли
Шрифт:
Свеча большая и длинная, она слеплена из серебристого воска Вечности, казалось бы, что в силах потушить её? Но сама Вечность протягивает мне свою ладонь, исписанную призрачными голубыми рунами, шепча, что всё не вечно. Вечность, ветреный феникс, как же ты относительна. Зачем ты говоришь мне это?
Я прохожу ещё несколько шагов, прежде чем мне попадается это дерево. Оно большое, раскидистое, глубоко вросшее в землю толстыми кореньями, а своей кроной подпирающее небо. Кроны не видно, ведь небо затянуто хмурой серой марью, и идёт снег. Я прикрываю глаза, но серо-белый мир просвечивает сквозь веки, отпечатываясь на сетчатке. На ресницы приземляется снежинка, я
Дерево стоит. Оно молчаливо, как и всё вокруг. Его тишина начинает давить на мой разум. Внутри я знаю, что дерево гудит и вибрирует, как натянутая струна. У него есть своя гармония, его настройки совпадают с параметрами мира, и они резонируют в такт. Но эти конвульсии просто выводят из себя. Зачем двигаться, если ты стоишь на месте? Дерево разевает на меня глубокую пасть своего дупла. Теперь я ясно вижу, что внутри натянуты толстые металлические струны. Я кончиком пальца давлю на одну из них, и вдалеке гремят раскаты грома. Проклятое дерево!
Ставлю ногу на узловатый корень. Он течёт и извивается, как прихотливая змея, и возвышается над землёй на целый метр. Приподнимаю фонарь повыше, и его чёрная резьба оказывается на уровне моих глаз. Только тогда я замечаю, что под его навершием, изогнутым, как крыша буддийского храма, притаились драконы, единороги и прочие химеры. Они ухмыляются и скалятся, словно бы говоря мне: «И ты грядёшь, и ты уйдёшь, и всё в душе твоей есть мрак, тень и скрежет зубовный». На витражах изображена какая-то мифология, но что мне до неё? Взяв фонарь в зубы, я лезу по дереву. Его кора такая шершавая и рельефная, что ползти по ней не составляет никакого труда. Высоко наверху, вне моей досягаемости, древо раскинуло руки-ветви, стремясь охватить весь Омниверс.
Опять эти границы. Я медленно качаю головой, протестуя подлому гамбиту мироздания, и вновь понимаю, что эндшпиль остался не за мной. Тогда я решаю сбросить с доски все фигуры. Капризный ребёнок.
Белый Король одиноко падает на коричневатые кочки пожухлой травы. Снежная пудра медленно пролетает мимо него, опускаясь наземь и тая. Также медленно тянутся дни, мгновения… Я понимаю, что договор на моё бессмертие был нарушен обеими сторонами. И спускаюсь вниз.
Белый Король беззвучно плачет. По его нежным, почти персиковым, щекам текут прозрачные чёрные слёзы, оставляя угольные дорожки на гладкой поверхности его костяного тела. Кто он такой без Королевы и без друзей? Чёрный Король сидит на Коне, и смеётся над ним. Его Королева лежит с проломленной головой. А Королю хорошо, теперь он свободен. Абсолютной Тьме не нужны жалкие подачки Света. Медленно, медленно он скачет в белоснежную мглу, скрываясь за этой серебристой пеленой. Он растаял через десять шагов – на самом деле, кому, как не мне, знать это.
Я подхожу к Белому Королю и обнимаю его.
– Прости, милый, но ведь Чёрный Король прав. Зачем тебе внешний враг, когда твои химеры едят тебя изнутри?
Король тает в моих объятиях, как мокрый снег, стекая к ногам прозрачной лужицей и тут же испаряясь. Шутки мироздания. Шути, пока ещё можешь шутить. И шш-шу, шу-у, шших-шиих.
Палая листва под моими ногами шуршит. Я пинаю её своими прорванными ботинками. Кристаллики льда приятно хрустят. Если бы я был здесь завтра, то увидел бы дивный райский сад, но теперь здесь только развалины.
Мой фонарь освещает зияющий в земле провал, и я мгновенно отскакиваю в сторону – не хочу заразиться очередной безумной идеей. Я обхожу провал по длинному радиусу,
Небо потонуло в воде. Лёгкие озёрные волны облизывают щербатые губы берега. Они оттачивают своё мастерство, ограняя песчинки, наполненные Вечностью, и осколки чьих-то мечтаний.
Медленно перетекаю в положение сидя. Моё безвольное тело обнимает себя руками за колени. Я начинаю раскачиваться в такт музыке волн. Волны поют песню: одинокая чайка заблудилась в небесах, запуталась в мокрых сетях облаков, и камнем рухнула на землю. Мёртвая, как и всё мироздание. Все мы сделаны изо льда, стекла и камня. Только звёзды были сотворены из перьев и чешуи. Но и те – сгорели.
Вместо снега с небес сыпется чёрный прах. Мгновенно запорошило всё вокруг. Я начинаю задыхаться, и поднимаю фонарь повыше. Духи внутри беснуются, отпугивая небесных демонов. Мои демоны никогда не позволят другим демонам занять своё место.
Отряхиваю штаны и смотрю в небо. Вновь, как ни в чём не бывало, идёт снег. Иногда мне кажется, что эти фокусы сведут меня с ума. Что оно вытворяет…
В лесу ещё тише и спокойнее. Здесь можно не бояться демонов, тут обитает концентрированная пустота. Демоны боятся такой пустоты. Я ложусь под дуб, лениво наблюдая, как вызревает жёлудь, и обращаю свой взор к небесам. В мои глаза падает снег, он тает прямо на роговице, это очень неприятно, но я терплю. Мёртвым должно быть всё равно, и я тоже обрету равнодушие. Фонарь в левой руке постепенно тускнеет. Духи засыпают. Свеча, напротив, разгорается всё сильнее, но света она не даёт. Горение в себе. Может, ты всё же поделишься со мной, или я для вас уже всего лишь мёртвая материя?
Этот фонарь не принадлежит мне. Когда-то придётся отдать его. И он останется, а я уйду.
Я лежу, раскинув руки в траве. Небо провисает надо мной, как дуга. Если я захочу, я смогу языком достать до его поверхности. Хрустальные сферы нынче не звенят. Резко выбросив руку вверх, я успеваю пробить дыру в небе, до того, как оно резко возвышается. Сквозь дыру в небе видны осколки звёзд. Кто-то разбил их, думая, что вещи умирают на счастье. Но ведь это же не так. Когда разбивается чашка, сущность её, отрываясь призрачной плёнкой, провисает и калечится, а потом медленно истаивает. Так идеи отходят в мир иной.
Звёзды больше не хотят превращаться в драконов. Почему-то теперь я понимаю их равнодушие. Они устали от жизни, поняв, что из этой карусели всё равно не выбраться. Теперь они медленно умирают, прогорают, как моя свеча. Та звезда, что послужила мне скорлупой, давно уже отжила своё, превратилась в пепел, в прах, который мироздание угодливо и насмешливо швырнуло мне на голову несколько тысяч лет назад.
Рывком поднимаюсь на ноги, сильно злюсь на себя. Фонарь исчез во время моего сна наяву. Кто я теперь, без него? Снег усиливается, на моей голове образуется снежная тонзура. Мои длинные серебряные волосы перестали источать тепло. Теперь я мёрзну.
Я отправляюсь на поиски фонаря. Проходит время. Я ровно киваю ему в ответ на его приветствие. Мне придётся забыть о своих разногласиях с ним, и попросить помощи. Время неопределённо кивает на пространство. Пространство мрачно всучивает мне фонарь. Его опять унёс ворон.
Нечего делать. Я бреду по пустынной мостовой, протягивая руки навстречу прохожим. Они стараются не замечать меня. Никто не смеет смотреть мне в глаза. По обыкновению, люди боятся той пустоты и одиночества, которыми наполнены до краёв. Их глаза крепко зажмурены, клетки сердец плотно закрыты. Сквозь прутья медленно вливается чернильно-чёрная тягучая мгла.