Афанасий Никитин. Время сильных людей
Шрифт:
Афанасий вынашивал идею несколько дней, собираясь с духом, чтоб рассказать Мехмету о своей задумке. Вдруг обидится, сочтет невежливым такое поведение гостя. Но визирь, по обыкновению думавший о своем, покивал головой, пожелал счастливого пути и ушел в спальню, тут же забывшись тяжким сном. А когда купец проснулся с первыми лучами солнца, его уже и не было.
Пожав плечами, Афанасий черкнул Мехмету записку, чтоб не поминал лихом. Собрал в видавший виды мешок свои нехитрые пожитки. Осторожно засунул в специально вшитую петельку под рубахой свернутые в трубочку пергаменты. Рассовал по сапогам деньги
Настоящая Индия, что лежала южнее и восточнее Бидара, была совсем не такой, как та, которую захватили хорасанцы. Там, где заканчивалась власть Мухаммедова, цвели восемьдесят и четыре веры, не дружа, но и не мешая друг другу, те же мусульмане, буддисты, индуисты, джайны творили свои обряды наособицу. Люди разных вер друг с другом не пили, не ели и, как узнал Афанасий по дороге, не женились. Иные из них ели баранину, да кур, да рыбу, да яйца, но говядины не ел никто. Корова считалась священным животным почти у всех вер. Значит, и другие купеческие байки, над которыми он посмеивался в дороге, могли оказаться правдой…
Многие носили с собой свой маленький алтарь. Иные выражали свою любовь к богу очень странными способами — сметали мелких и ползучих гадов, что выползали пред ними на дорогу, специальными метелками, дабы никого не подавить насмерть, или до крови хлестали себя плетьми по обнаженным спинам. Сидели под деревьями и не обращали внимания ни на что вокруг, а некоторые замирали в странных позах, достигая одним им ведомого просветления. Сколь Афанасий ни пытался выяснить, что ж это такое — просветление, так и не смог понять. Может, в том было виновато его незнание местных языков, а может, и сама идея недоступна русскому пониманию.
За те дни, что они шли до Аланда, он изучил несколько сот слов, но понимать сложные и многослойные понятия, описывающие тонкости отличий одних верований от других, конечно, еще не мог.
Ярмарка шейха Ала-ад-дина была всем ярмаркам ярмарка. На бескрайнем поле с затвердевшей в камень грязью, идеально уровненной дождями, раскинулись сотни цветастых шатров со всех стран света. Каких только товаров на ней не было! И золото слитками и россыпью, и бриллианты редкой чистоты горстями и поштучно, и ткани парчовые отрезами и кусками величиной с ладонь. И специи, за наперсток коих деревеньку не жалко отдать. И тонкая китайская бумага листами. Та, что чистая, — дешевле, исписанная буквами их кривыми да сложными — дороже. Даже русские собольи и куньи меха попали сюда неведомыми путями. Не было только никакого оружия. Даже плуги и серпы не встречались. За несколько дней Афанасий обошел все, не увидев ни одного, даже самого завалящего клинка. Все, что он нашел, — это скобы, колышки металлические, которыми доски друг с дружкой скрепляли, да иной для постройки товар, не длиннее полуаршина.
Дойдя до конца кузнечного ряда, который и кузнечным-то назвать язык не поворачивался, он остановился возле одной лавчонки, наскоро собранной из скрепленных меж собой кольев, переплетенных не то
— Здравствуй, дедуля, — обратился он к сухонькому старичку, дремавшему за узким деревянным столом, исполняющим роль прилавка.
— И ты будь здоров, — ответил тот, приоткрыв неожиданно молодые глаза с веселыми морщинками в уголках. — Купить чего хочешь?
— Хочу, да только того товара нет в твоей лавке, — вздохнул Афанасий. — Хотя то, что есть, на совесть сделано, зрю.
Афанасий взял с прилавка замок, провел пальцем по дужке, взвесил на руке, вынув ключ, заглянул в скважину.
— Да, семейное наше дело — ковать, — с гордостью произнес старик. — Кое-что — моих рук дело, кое-что — сыновей моих работа. Подрастают в знатных мастеров.
— Не из Парвата, часом, ваше семейство?
— Из тех краев, а что? — насторожился кузнец.
— Да хочу в подарок хану клинок добрый купить, парватской работы. Больно хороши они, говорят. Да не нахожу вот. Будто совсем делать их разучились.
— Не разучились, — вздохнул старик. И, посмотрев на Афанасия, раздумчиво добавил: — Не дают мечи ковать ни в Парвате, нигде в другом месте.
— Кто ж может запретить кузнецу меч стоящий отковать? — удивился Афанасий.
— Из далеких ты земель, видно, — ответил тот. Купец заметил, что в его деснах не хватает нескольких зубов, как раз тех, что чаще других в драке выбивают. — Мало про нашу жизнь понимаешь.
— То верно, из земель далеких. Они на севере, за Хорасаном лежат. Русью называются. Тверское княжество. Там зимы бывают снежные. Видал снег когда?
— Нет, слышал только, — кивнул старик. — Думал, сказки, а оказывается, нет, и оттуда люди до нас доходят. Давно по нашим краям путешествуешь?
— Да уж больше двух лет, почитай, хожу. По торговой надобности. Здесь какой товар купить, дома продать.
— И что, не сыскал подходящего товара за пару лет?
— Да не то все. Дешево и нам не нужно, а серьезного товара, который с немалой выгодой сбыть можно, не встретил, либо пошлины такие, что дешевле в море вывалить.
— Что ж за товар-то такой? Мечи да сабли, судя по всему? — спросил старик. — Армию свою хочешь вооружить?
— Не свою, но в корень зришь. Нужно нам оружие. Так, слыхивал я, в Парвате его делают как-то по-особому. Думал, может, на ярмарку привезут — приценюсь. Да, видно, не судьба. А чего, говоришь, их делать-то не дают?
— И как тебе здешняя жизнь? — вопросом на вопрос ответил кузнец.
— Ну… — протянул Афанасий осторожно. Как знать, что на уме у старика. — Кое-что успел посмотреть.
— Тогда видеть должен был, что правят тут всем хорасанцы. И воюют тоже хорасанцы. У них оружие, у них сила. А нам нельзя.
— Что нельзя? — не понял купец. — Силу иметь?
— Оружие держать.
— Боятся хорасанцы, что порежетесь вы им, как дети неразумные? — хохотнул Афанасий и осекся, увидев в глазах кузнеца настоящую боль.