Аферистка
Шрифт:
— Что вы понимаете под целым состоянием? — поинтересовалась я.
— Несколько миллионов.
— О!
Я впервые окинула парня внимательным взглядом. У него были красивые, но несколько простоватые черты лица. Ханси не вышел ростом, однако был мускулист. Двухдневная щетина придавала ему мужественный вид. Серый шелковый костюм, на мой взгляд, был слишком светлым и слишком модным. На одном из коротких крепких пальцев Ханси носил печатку. Отец всегда говорил, что нельзя верить мужчинам, которые носят кольца. Сам он, как ни странно, их никогда не носил.
— Неужели вы меня не узнали? — недоумевал он. — Я же поздоровался с вами как-то в баре.
Его юношеское тщеславие и самоуверенность поражали.
— Утром я вообще никого не узнаю. Кроме того,
— Как странно.
Все, что было выше понимания Ханси, казалось ему странным. А это в общем-то все явления жизни, выходящие за рамки футбольной площадки. Он пригласил меня в бар гостиницы выпить шампанского. Футболист скучал в Венеции, где не было футбольных стадионов, пивных и широких улиц, по которым можно промчаться на «феррари». Он пил шампанское, как пиво, и говорил громким голосом. Ханси был доверчив, как ребенок, которому никогда не рассказывали о том, что на свете существуют злые тети. Когда один из посетителей бара попросил его дать автограф, Ханси был на седьмом небе от счастья и гордости.
Он рассказал мне о последних международных соревнованиях, во время которых получил травму. Ханси заявил, что чуть не забил гол, но, к сожалению, боковой арбитр зафиксировал положение вне игры. Футбол — опасный вид спорта, в котором игрок в первую очередь стремится получить побольше денег, а уже во вторую — забить гол. Главное для Ханси — любовь болельщиков, а деньги почти не имели значения. Он тратил их на содержание загородного дома с бассейном, на «феррари» и женщин.
Вообще-то Ханси нравились блондинки с голубыми, как мейсенский фарфор, глазами. Так, во всяком случае, он говорил. Мне хотелось распрощаться с ним и пойти своей дорогой, но я почему-то не сделала этого и рассказала ему совершенно фантастическую историю. Фелиция Вондрашек, она же княжна фон Изенбург, приехала в Венецию инкогнито. Это понравилось Ханси, он представил, как расскажет о своем необычном знакомстве приятелям, когда вернется в Мюнхен. Княжна бежала из Германии, потому что ее хотели выдать замуж за троюродного брата. Звучит очень романтично. В среде футболистов подобные истории не случаются. Княжна Фелиция фон Изенбург хотя и остановилась в роскошном отеле в соответствии со своим положением, в финансовом отношении находилась на мели, так как отец лишил ее денежных средств. Мой рассказ ошеломил Ханси. Сбежавшая из дому княжна! Такое можно прочесть только в газетах.
— Троюродный брат, за которого меня хотят выдать замуж, гомосексуалист. Я скорее брошусь в канал, чем вступлю с ним в брак. Может быть, мне лучше удалиться в монастырь?
Лгать легко и просто. Намного сложнее говорить правду. Она выглядела бы здесь, среди роскоши и комфорта, безобразной и банальной. Нас, таких, как я, людей, не пускают в мир богатых и сильных, если только мы не проявим изобретательность. Ханси теперь смотрел на меня почти с благоговением, хотя я была не в его вкусе. Секс не всегда является основой успеха в афере. Я рассказала Ханси о маленьком палаццо на Калле де Лоджио, которое мне завещала тетя. Об этом заброшенном доме я узнала от портье. Он утверждал, что в него можно проникнуть со стороны сада. Ключ от двери находился в пасти каменного льва, стоявшего у входа.
— Я собираюсь завтра осмотреть мое палаццо. Возможно, я устрою там галерею или отель для избранных постояльцев, таких, как ты, например. Моя тетя обычно переселялась в это палаццо на все лето и устраивала там шумные веселые празднества. В этом доме останавливались Франц Верфель и Пегги Гугенхейм. Хемингуэй тоже был там частым гостем.
Последнее имя, по-видимому, было знакомо Ханси, и я начала рассказывать про свою пожилую эксцентричную тетю, которую окрестила Мерулой. Тетя любила Венецию и молодых венецианских художников, она выступала в роли их мецената и оказывала финансовую поддержку молодым дарованиям. Ханси удивленно слушал истории о декадентских причудах аристократов, которые давали деньги художникам и были совершенно равнодушны к футболу. А я влюбилась в придуманную мной Мерулу, которая,
— После ремонта я устрою там галерею в память о тете Меруле, — заявила я.
На следующий день футболист отправился вместе со мной на улицу Калле де Лоджио. Я сунула руку в пасть каменного льва, но там было пусто. Рассказ о ключе оказался всего лишь легендой. Ханси уже провел переговоры с руководителем итальянского футбольного клуба, который предложил ему за переход в его команду миллион швейцарских франков. Мой спутник находился в прекрасном расположении духа. Открыв ржавые ворота, мы направились по вымощенной дорожке к дому, похожему на умирающего в лучах послеполуденного солнца лебедя. Цокольная часть здания поросла мхом. В маленьком саду стоял фонтан, который уже давно не работал. Его каменные ангелы удивленно смотрели в небо. Лестницу, ведущую к террасе и черному ходу в дом, который когда-то был настоящим палаццо, покрывал густой слой голубиного помета. Ханси постучал по кладке:
— Крепкие стены.
— Ремонт этого здания обойдется в кругленькую сумму.
Впрочем, чего я ожидала? Неужели в Венеции можно найти пустующий дом, пригодный для жилья? Я села на ступеньку, которую еще не успели загадить голуби, и пригорюнилась. Я думала о печальной судьбе тети Мерулы и ее романтичного палаццо, которое мне вряд ли удастся отремонтировать.
Ханси обнял меня за плечи:
— Не надо грустить, не все так плохо. Мы справимся с этой сложной задачей, Фелиция.
— Мы?
— Ну да, мы приведем этот дом в порядок, и ты откроешь здесь галерею. Я профинансирую проект и стану совладельцем.
Нравится мне в футболистах их деловитость. Стоит положить перед их ногами мяч, как они тут же стараются ударить по нему и забить гол. Я вгляделась в симпатичное лицо милого, доверчивого Ханси.
— Я возьму тебя в долю, если пообещаешь мне не ходить в галерее в синей, красно-коричневой или белой обуви, — сказала я.
Сегодня на нем были синие мокасины, голубые джинсы и желтый пиджак. Итальянцы одеваются менее традиционно, чем немецкие мужчины, однако им редко изменяет вкус. Я попыталась загипнотизировать голубя и заставить его нагадить не на лестницу, а на желтый пиджак Ханси. Мой спутник был оскорблен, его раздутое, словно мыльный пузырь, самолюбие не терпело никаких колкостей. Он заявил, что каждая пара его туфель стоит не менее тысячи марок и превосходит по красоте мое так называемое палаццо, которое на самом деле представляет собой кучу голубиного дерьма.
Я сказала, что его речь так же пошла и вульгарна, как и его обувь. На мгновение мне показалось, что футболист сейчас повернется и уйдет, навсегда отказавшись от тщеславной мечты о княжне и галерее. Я проклинала себя за нетерпимость. Неужели я не могла промолчать? Мужская обувь для меня настоящая идея фикс. В это время начался дождь, сначала он едва капал, а затем хлынул ливень. Мы подбежали к двери, которая, конечно же, была заперта.
— А почему мы не можем войти в дом? — спросил Ханси, тряся обшитую деревом дверь.
— Потому что какой-то идиот из муниципалитета не желает отдавать мне ключ. Он заявляет, что мои бумаги еще не оформлены. Но между строк дает понять, что за миллион лир все двери передо мной распахнутся. Я могу рассчитывать даже на получение разрешения произвести ремонт исторического памятника, коим является мое палаццо. Этот город насквозь коррумпирован, разве ты не знаешь об этом?
Ханси что-то подсчитывал в уме.
— Это будет сто тысяч в переводе на марки, — наконец сказал он.