Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Шрифт:
Гешка уже взялся за ручку двери, как Кочин остановил его.
— Ладно, — сказал, он, махнув рукой, — не стоит туда-сюда бегать.
Он выдвинул ящик стола, достал сложенный вчетверо лист бумаги.
— Когда будешь писать матери, вложи это в конверт от меня. Добро?
Он протянул бумагу Гешке. Гешка изо всех сил старался придать своему лицу выражение надежного человека — Кочин, казалось, прожигает его своим взглядом.
— Какой разговор, Евгений Петрович! Обязательно отправлю.
— Все, иди!
Гурули воспринял Гешкину новость удивительно спокойно.
— Жаль, — сказал
На Гешку внезапно навалилась волна безысходной благодарности к прапорщику. Он прижался лбом к его плечу и промямлил:
— Вить! Я все-таки не хочу уходить от вас…
— Ладно, — простил Гурули, как ему показалось, Гешкино лицемерие. — Раз устроил себе жизнь, так радуйся.
Гешка отпрянул от него.
— Ты что?! — заорал он. — Кто устроил себе жизнь? Разве не понимаешь, почему меня переводят?
— Чего ты орешь? — Гурули потянулся всем телом, играя мускулатурой. — Все нормально. Никто к тебе претензий не имеет. Поубавь звук.
Гешка грохнулся на табуретку.
— Я уже и сам не знаю, что со мной, — глухо ответил он. — Наверное, хочется, чтобы никто не лез в мою жизнь, чтобы не подметали передо мной дорожку.
— Много хочешь, — грубо пошутил Гурули. — Неси на себе, салага, бремя отцовских погон.
Он встал, без труда дотянулся до самой верхней полки и снял оттуда далеко не новый, но чистый и аккуратно сложенный горный комбез.
— На, примерь, — он кинул комбез Гешке в руки. Гешка развернул его, приложил к себе, поднял на старшину тяжелые от недоумения глаза:
— Зачем?..
Гешке поручили форсунки. Это такая штуковина, которая при помощи солярки и давления нагревает котлы в столовой. Разжигать их, разумеется, надо было трижды за день: в пять утра, в полдень и в пять вечера. Оставалось море свободного времени.
Хозвзвод жил в пропыленной до белизны палатке с обвислыми боками. Гешке выделили койку у самого входа или, как его называли, тамбура. С одеяла, едва Гешка его приподнял, посыпался песок. Полчаса вытряхивания мало что дало — одеяло продолжало источать из себя пыль, будто только из нее и состояло.
А в разведроте со следующего дня начались строевые смотры. Гешка садился на землю в тени модуля и смотрел, как Рыбаков со старшиной проверяют экипировку и стрижку. Яныш стоял в общем строю с пулеметом за плечами, в бронежилете и каске. Издали он выглядел очень воинственно, почти как Рэмбо.
Вечером Гешка познакомился с толстой официанткой, которая обслуживала офицерский зал. Она дала ему полкастрюли соленых огурцов. «Новенький?» — спросила Гешку. «Новенький», — ответил он. «А с какой роты турнули?» Потом Гешка увидел Таню и того лейтенанта, который Афган вдоль и поперек исползал. Лейтенант сидел к девушке спиной и быстро ел, а девушка не ела, а только смотрела и смотрела на него. «За кем следишь, проказник?» — спросила толстая официантка и шутливо взяла Гешку за ухо, а потом потрепала по щеке. Ее руки пахли хлоркой, но Гешке все равно было приятно.
За первые двое суток Гешка ни разу не видел хозвзвод в полном составе. Солдаты приходили и уходили по одному, парами в любое время дня
Помимо форсунок, Гешке один раз поручили подготовить баньку на двух человек. Он добросовестно вымыл полы, разложил на скамейках предбанника простыни, мыло и бутылки охлажденного боржоми и, раз справился с задачей раньше срока, быстро разделся, крутанул вентиль душа на полную мощь и с наслаждением встал под упругие горячие струи. Он успел лишь намылить голову, как услышал в предбаннике чей-то голос, и через мгновение — не приведи господь такое счастье! — появилась незнакомая молодая женщина. «Сережа?» — робко спросила она Гешку, а когда у того сползла с лица пышная пена, приглушенно сказала «ой» и исчезла. Гешка выскочил из баньки полусухой, застегиваясь на ходу. На ступеньках его поджидал сердитый майор с аккуратной лысиной и пестрым кульком под мышкой. «Тебе это было приказано?» — сквозь зубы процедил он и, не дожидаясь ответа, заглянул за угол баньки, кивнул головой. Женщина, изо всех сил стараясь не занимать много места в пространстве и во времени, проскользнула в баньку. Следом за ней лысый майор, но на пороге он остановился, поманил Гешку к себе и зашептал: «Стой тут, и никого! Понял?»
«Старый кот!» — обозвал Гешка его в уме. Через час он снова мыл заметно остывшую баньку, брезгливо сворачивал в кучу влажные простыни, выметал на улицу склизкие обмылки, и ему почему-то уже не хотелось влезать под упругие горячие струи.
Разведчикам Гешка уже не завидовал, как не завидует, глядя в небо, водитель трамвая летчику-истребителю. К Гурули, однако, он забегал по нескольку раз в день. Игушев при встрече с ним отводил глаза или смотрел сквозь него, будто Гешки не существовало. Яныш чувствовал свое превосходство над Гешкой и в открытую балдел от этого.
— Через три дня мы вылетаем на «вертушках» в горы, — небрежно, будто занимался этим с рождения, сказал он. — Будем десантироваться, а потом прочесывать «зеленку».
— Пупок не надорвешь пулеметом? — не преминул съязвить Гешка.
На бывшей своей койке Гешка увидел незнакомого парня. Тот, сидя на ней, ковырялся шомполом в стволе автомата. «Новенький», — с неприязнью подумал Гешка. Незнакомого парня он невзлюбил в одно мгновение, ведь то, что еще два дня назад принадлежало Гешке, теперь перешло в пользование этого чмурика с хлипкими плечиками, усеянными коричневыми веснушками.
Все, кто встречал Гешку в роте, с безразличием пожимали ему руку и задавали дежурный вопрос: «Ну, как дела?» Гешка, понимая, что никому здесь не нужен, не утруждал себя ответом. Ему уже самому казалось, что он давным-давно перешел в хозвзвод и здесь его почти забыли.
Вечером взмыленный от усердия посыльный разыскал Гешку у столовой:
— Ты Ростовцев? Бегом к дежурному по полку! Из Москвы звонят.
Слышимость была отличной, будто звонили из ближайшей роты.
— Евгений Петрович мне сказал, что у тебя все нормально, — говорил отец. — Ты в хозвзводе сейчас?.. Понимаю, что трудно. Но надо немного потерпеть, я постараюсь что-нибудь сделать. Ты питаешься нормально? Я с комиссией передал для тебя посылочку…