Афганистан идет за нами вслед
Шрифт:
Офицеры и солдаты, затаив дыхание наблюдавшие за майором, уже облегченно вздохнули. В этой ситуации они не могли ничем помочь сослуживцу.
Но радоваться было рано. Течением впадающей реки сапера снова бросило на стремнину… И опять нечеловеческие усилия, борьба не на жизнь, а на смерть — впереди был водопад…
Москвин, пошатываясь, вышел на берег. В руке блеснуло лезвие намертво зажатого ножа.
— Судорога свела… — послышался чей-то сочувственный вздох.
— Судорога?.. — обернулся майор.
Он легко разжал кисть, и выпавший
— Подарок это, — пояснил, — бросать было жалко.
После в батальоне многие говорили, что Москвин, обрезав страховочный фал, успел под водой вложить свой тесак в ножны. С ними никто не спорил: настоящее мужество всегда рождает большие и маленькие легенды…
— Хватит, товарищ майор, теперь моя очередь, — заупрямился лейтенант Мельников.
Не слушая его возражений, Москвин проговорил:
— Вяжите новый плот. Поплыву я.
И он вновь отправился в опасное путешествие. На этот раз все обошлось без приключений. Срастил тросы. Бронетранспортер вытащили, и колонна пошла дальше, туда, где уже несколько часов гремел бой… Где третий батальон 317-го парашютно-десантного полка в полном окружении дрался с мятежниками…
Москвина представят к двум орденам — такое в начале «афганской эпопеи» случалось исключительно редко. Но получит он только один. И тот найдется лишь через год в штабе армии. Останется выяснять его судьбу, будучи уже зачисленным слушателем в академию. За счет собственного отпуска… Степанов, только что получивший медаль «За боевые заслуги», после построения столкнется лицом к лицу с Москвиным. Он застыдится своей награды. Таким, как Славка, надо давать Героев. А он уже год не может найти Красную Звезду.
— Леша, молодец, поздравляю!.. Заслужил… Дай же я обниму тебя, — искренне будет поздравлять майор.
И Степанову станет легче. Достанет свои чеки, купят они у прапорщика в тылах бутылку водки и вспомнят тот рейд и тех ребят…
Наутро перебазировались поближе к кишлаку. Теперь стояли рядом с афганским батальоном. Ивановский, критически осмотрев местность, обратил внимание на бродячих собак. Их было очень много. Приказал произвести отстрел.
— Поменьше заразы будет, — пояснил.
Тут же назначили патруль, который и занялся не очень приятным делом. Выкопали яму. Прапорщик из пистолета отстреливал собак, солдаты стаскивали их в одно место. Мера эта была вынужденной. Днем жарило, как в душегубке, а многие собаки, тощие, облезшие, с гноящимися глазами и язвами на шкуре, дрожали в лихорадке, отрешенно лежали в разных концах лагеря, не обращая никакого внимания на людей. Идешь, бывало, вдоль арыка. Глядь — поперек валяется дохлый пес. Вонь, мухи… А ты до этого метров за сто вниз по течению помыл руки… Конечно, ту воду не пили, хотя в критических ситуациях случалось и такое…
Степанов разговаривал с мальчишкой-дуканщиком, предлагавшем красочные эротические игральные карты, когда его по сердцу резанул жалобный щенячий визг. Выглянул из-за дувала. Увидел мчавшегося
— Что ж ты делаешь? — крикнул Алексей. — Да зачем уж и такого-то?
— Товарищ старший лейтенант, с шести выстрелов попал только в ногу… Теперь уже добить надо. Мучиться будет… Хотел сначала пожалеть…
— Эх, ты…
— А вы попробуйте сами, — обиделся прапорщик.
— Нет, стреляй уж, коль оказали доверие. У меня не получится, — Степанов, сдвинув на бок кобуру с пистолетом и поправив на плече ремень автомата, неторопливым шагом направился к палатке Ивановского.
По пути встретил нескольких солдат, раздетах до пояса и без сапог.
— Что это они, как на курорте? — спросил Лозинского.
— По личному разрешению генерала Плотника. Такой чести удостоил только десантников нашего батальона.
— За какие заслуги, Сань?
— Э-э, тут история была. Плотник со своими прилетел в Асадабад. А тут на городок ночью напали душманы. Он связался с нашим батальоном. Ивановский и послал мою роту на помощь. Мчимся на «бээмдэшках», а генерал вошел со мной в связь и торопит: «Командир, давай быстрее… Где ты?.. Скоро?.. Не прерывай связи… Как тебя зовут? Саша?! Александр, Саня, поторапливайтесь!..» Подлетели к резиденции, доложил, оставил охрану, а сам со взводным на двух машинах до рассвета шарахался по Асадабаду, гоняя душманов. Поэтому Плотник и зауважал нас…
— А если скорпион, змея?
В ответ Лозинский только махнул рукой.
— Раздевайся и ты, — посоветовал, — чего паришься? Видишь, как солнце с самого утра вызверилось?
Да, было по-летнему жарко. Еще по небу ходили грозовые тучи, обещавшие к обеду освежающий ливень. Скоро они исчезнут до следующего года. А пока еще терпимо. Журчала мутная вода в арыке на краю пшеничного поля, все вокруг зеленело свежо и ярко. Вдали у самой пакистанской границы блестела на солнце извилистая река Кунар… Голубое небо подпирали заснеженные вершины. Если бы не эти богом забытый кишлак и высокие чужие горы, трудно было бы поверить, что здесь идет война. Но о ней напоминало все кругом — и крупнокалиберный пулемет на крыше глинобитного дома, и взорванная, сгоревшая машина на краю дороги, и словно вымершие окрестности. Из кишлака ушло большинство жителей. Поэтому странно было видеть открытый дукан и черноволосого мальчишку, сидящего у двери и предлагающего свой товар, на который никто не обращал внимания.
У палатки Ивановского Степанов стал свидетелем такой сцены. Майор никак не мог понять причину визита к нему двух афганских солдат. Позвали переводчика. Афганцы принесли с собой кислое молоко в обшарпанном сосуде, лепешки, зелень…
— Что это они? — изумился Ивановский.
Переводчик пояснил:
— Их командир в знак дружбы посылает вам завтрак. Здесь так заведено. До этого в ущелье стояла пехота, так наш комбат принимал угощение афганского коллеги.
Лицо Ивановского нервно передернулось: