Афганистан идет за нами вслед
Шрифт:
Садимся в самолет. Встречают две милые проводницы. Экипаж наш, белорусский. Чувствуем себя, как дома. Только взлетели, усатый «медик» и говорит: «А не пора ли подкрепиться?»
Достаем колбасу, все остальное. Завтракаем. Вскоре приземляемся в Баку. Перекуриваем на бетонке, заглядываем в ресторанчик. Жара. «Пива бы сейчас», — мечтательно говорит старлей.
Опять посадка. В салоне новые пассажиры. Рядом азербайджанец неопределенного возраста с молодой женой. Лететь вместе долго. Знакомимся. Мужчина смахивает на какого-то актера. Вспоминаю: да-да, на этого… из одесской киностудии. Теперь гадаю возраст. Можно дать и тридцать пять, можно и пятьдесят. Встречаются такие люди.
Начинается обычный разговор: «Откуда?.. Что везешь?.. Сколько стоит?.. Продай…» Уступаю настырности азербайджанца, показываю сувениры. Предупреждаю: ничего не продается. Мужчина торгуется. Предлагает пятьдесят рублей. Отрицательно качаю головой. Не отстает. Семьдесят, восемьдесят… Делаю вид, что засыпаю. Назойливый попутчик уже успевает надоесть. Начинаю дремать. Вдруг будит: «Дорогой, сто рублей!»
Хочется зарычать: «Иди ты к черту, отстань! Вот навязался на мою голову!» Но сдерживаюсь. Наконец засыпаю опять. Дает знать пережитое волнение. Сквозь дремоту слышу, что-то объявляют. Улавливаю:
«Грозовой фронт… Минск… Вильнюс…» Сон как рукой снимает. Спрашиваю у своих. Те огорченно подтверждают: «Минск не принимает. Садимся в Вильнюсе».
Литва встречает пасмурной погодой. Холодно. Градусов шестнадцать. Кто-то шутит: «А у нас в Кабуле сорок пять». Предлагаем вернуться. «Что я вам такого сделал?» — отбивается он. Старший лейтенант достает из чемодана китель, набрасывает на плечи девчушке, одетой в легонькое платьице. Она с дедом села в самолет в Баку и теперь посинела от холода. Старик начинает протестовать: «У нас есть, есть, не волнуйтесь». Мы успокаиваем. Пусть хоть до аэропорта дойдет. Пока еще вещи разгрузят… Идем к зданию, а девчушка смешно путается в полах кителя. Он ей чуть ли не до пят.
Проходим в зал ожидания. Вынимаю из портфели тельняшку, прикидываю, где бы переодеться. «В туалете», — подсказывают. Через пять минут уже на привокзальной. Останавливаем такси: «На железнодорожный!..» Все разом уехать не можем. Договариваемся на два рейса. Водитель охотно соглашается. Первыми едут старший лейтенант с двумя прапорщиками, вторыми — я с «буденновцем». Таксист возвращается быстро. Плачется: «Старлей обругал и ничего не заплатил». «Ладно, — говорю, — возместим убыток». Приезжаем на вокзал, расплачиваемся. Даю две десятки. Спрашиваю у попутчиков, что не поделили. Офицер изумленно смотрит: «Мы же рассчитались. Десять рублей заплатили. И ты тоже? Ну, прохвост!..»
Так я и думал. Не могли наши. Не тот народ.
Берем билеты до Орши. Будем в ней утром. Вечереет. Прохожу мимо разговаривающих у входа солдат в форме внутренних войск. Стоят кружком. Человек пять. С девицами. На офицера — ноль внимания. Возвращаюсь: «Ребята, а каким чинам вы отдаете честь? Наверное, начиная с генерала?..» Те сначала рассеянно смотрят куда-то вдаль сквозь десантного старлея, потом вроде бы замечают. Небрежно бросают: «А что? Мы — чекисты…» И тут я взрываюсь. «Тюремщики вы, — говорю, — а не чекисты…» Мысленно вижу раскисшие от непрерывных дождей окопы, слышу знакомый рокот «полариса», в сторону которого обращены грязные босые ноги десантников, отдыхающих после смены на земляной лежанке, накрытой одним брезентом… Вспоминаю пулеметчика Юрия Фокина, вытаскивающего из «зеленки» тяжело раненного старшего лейтенанта. Теряя
«Эмвэдэшники» не ожидали такого оборота дела. Они заметно струхнули, особенно когда на помощь к «бешеному» старлею подошли еще три десантника. «Сдадим в комендатуру, — предложил кто-то. — Наши там под пулями, а эти…»
Я быстро остыл. «Не надо, — говорю, — пусть живут». Пошли в вокзал, солдаты следом. Начали извиняться. Простили.
Часов в десять поужинали в скверике. Уже совсем стемнело. Немного выпили. До поезда остался час, но тут один из прапорщиков «завелся»: «Чего пилить всю ночь? Махнем на такси. Две сотни бросим и через несколько часов дома». Мы отговариваем: «Подожди до утра. Билеты ведь взяли». Но нашему спутнику невтерпеж: «Не хотите, еду сам». Как мы не урезониваем — ни в какую. Останавливает такси. Договаривается. Все равно не соглашаемся. «Тогда еду я сам…»
Смотрим со старлеем, прикидываем. Вроде не пьяный. Водитель — мужик ничего. Предупреждаем: «Номер записали, не дай бог что случится…»
Божится, клянется: доставит в целости и сохранности. Соглашаемся: «Езжайте».
23 июня 1981 г.
Вчера ночью думал, что не смогу сомкнуть глаз. Однако сразу же словно провалился в бездонную яму. Спал крепко. Наверное, так бывает только дома.
На подходе к Орше быстро собираем постели, умываемся. И вот она, долгожданная Белоруссия! Утро прекрасное — солнца нет, но тепло. Переходим по деревянному мосту через пути, навстречу молодые парни с пивом.
— Ребята, где покупали?
— А вы откуда? — незнакомцы внимательно смотрят на наши коричневые от загара лица.
— Оттуда… Из Афганистана.
— Мужики, берите… — парни суют бутылки, мы благодарим, лезем в карманы за деньгами, но они обижаются, категорически отказываются.
Приходится взять бесплатно. В душе разливается что-то теплое, липкое. Пощипывает глаза. Хочется сказать: «Родные вы наши! Спасибо за доброту и гостеприимство. Как хорошо, что вы есть, что вы все такие…»
Садимся в такси. Водитель — скромный спокойный мужчина лет тридцати. Акцент выдает белоруса. Цену называет невысокую. Смотрим на обступающий дорогу лес, на зеленые обочины и радуемся. Ни тебе «афганцев», ни безжизненных гор, ни проклятых назойливых мух…
— Давайте остановимся у беседки, — предлагает старший лейтенант.
Выходим из кабины, разминаемся. Пьем за столиком пиво, закуриваем.
— Птицы-то, птицы как поют! — восхищается «буденновец».
— Время, — тороплю, — в машину, ребята!
Въезжаем в город. Говорю: «Сначала за цветами». Все поддерживают. Едем на площадь Свободы к «синему» дому. Теперь уже не водитель ведет нас к цели, а мы его. Показываем дорогу, по которой каждый мысленно прошел сотни раз.
Покупаем самые красивые цветы. Денег не жалеем. Таксист развозит по домам. Каждый дает «сверху». Мужчина смущается, отказывается: «Хватит, хватит… Уже заплатили.» Настаиваем: «Дети есть? Купишь подарки. От нас, десантников».
Я остаюсь один. «Налево… — говорю. — Теперь направо… У последнего подъезда… Здесь!..» Стук сердца, наверное, слышит и водитель. Жму ему руку, даю деньги. Опять отказывается. Но я на это уже не обращаю внимания. «Бывай», — киваю, а сам — к двери подъезда. Ноги становятся ватными. Мне жарко, хочется рвануть ворот, вздохнуть полной грудью. «Сейчас… Вот сейчас… — думаю. — Нажму на кнопку, а дома никого». Долго тянусь к звонку, рука дрожит. Почти теряю сознание и, наконец, решаюсь.