Афганский исход. КГБ против Масуда
Шрифт:
– Добрый день! Я – инспектор Торквист. Можешь называть меня Ларе.
– Чем могу помочь, инспектор? Автограф? Или желаешь поучаствовать в съемках видеоклипа?
– Смешно. Хотя, если в черной кожаной форме на голое тело, то – пожалуй. Увы, визит официальный. В твою кондитерскую недавно заходил иностранец и интересовался афганской темой. Так?
– Да, а откуда полиции известно? Телефон подслушиваете?
– Мы действуем строго в рамках закона. Расследуем преступление.
– С ним что-то случилось? Такой приятный чувак и семья милая.
– С ним пока
– Что интересует?
– Разговор с «чуваком».
– Мужик спросил про плакат в кондитерской…
– Мне знаком данный плакат.
– Я сказал, кто на нем и почему.
– Кто и почему?
– Благотворительный концерт на футбольном стадионе в Сольне. На сцене кроме меня ребята из Army of Lovers, Борг из ABBA и главный из «Шведской помощи». Посетитель спросил, есть ли у «ШП» связи с одним афганским повстанцем – имени не помню.
– Ахмад Шах Масуд?
– Вроде, да. Тебе виднее. Я звякнул Уве Стурстену…
– Кто таков?
– Ну, главный в «ШП». Тот подтвердил, что знает моджахеда. Я дал чуваку телефон Уве. End of story.
Побеседовав еще недолго, полицейский покинул студию звукозаписи. Сразу позвонить Уве Стурстену не решился: тот являлся фигурой в молодежной организации социал-демократов, и на общение с ним следовало получить санкцию от шефа. Политические вопросы решались выше уровня инспектора. Вместо этого решил посетить Ринкебю: не надеясь обнаружить нечто новое, Торквист хотел осмотреться на месте преступления. Туда и поехал, сев за руль серого служебного «сааба» без полицейской маркировки.
Место выглядело скучно и бесперспективно, как и полагается в побитом временем и людьми пригороде. Обход территории ничего не дал, попытки опроса жителей Ларе даже не предпринимал. Чтобы побеседовать с домоуправом, спустился в полуподвал к конторе. Из открытого окна доносился разговор на повышенных тонах.
– Да, не знаю я ничего.
– Не испытывай наше терпение. Кто в тот вечер приходил в Фаруку?
– Разные у него крутятся люди. Я в тот вечер дома сидел.
– А кого чаще других видел? Не скажешь, пойдешь к дантисту. Скажешь, денег дадим.
– Ну, если пару сотен дадите, скажу. Крутился арабченок на подхвате – Махмуд зовут.
– Где его найти?
– Не знаю. Он часто отпивается здесь на площади. Поспрашивайте.
Поняв, что кто-то ведет расследование, параллельное полицейскому, Торквист отошел на противоположную сторону двора. Через минуту из конторы вышли двое мужчин восточного вида: молодой и постарше. Инспектор проследил их до парковки, где те сели в «опель». Преследовать Ларе не стал, записал номер машины и приметы мужчин. Решив, что на сегодня достаточно, отправился в офис, составлять рапорт.
На площади в Ринкебю вечерами толпились молодые жители. Группами по этническому признаку или по дружбе. Многие парни, а девушки встречались реже, переходили от стайки к стайке. Два-три «штатных» наркоторговца самим своим присутствием предлагали товар, но только знакомым клиентам. К каждому подошел
– Дядя, точно, как вы и думали. Многие знают Махмуда. Лет 16, палестинец, живет в Сольне, тусуется в торговом центре.
– Есть след. Едем.
В Сольне Реза нашел пацана, который знал Махмуда и показал на того пальцем, получив взамен 20 крон. Приехавшие проводили палестинца на пути к дому, остановили его в укромном месте, били недолго и несильно. Тот сообразил, что нужно крутым мужикам, и «вспомнил», как Карим после Резы входил к «банкиру». О слежке за иранцами и остальном умолчал, объяснив, что Фарук давал ему в долг и привлекал для поручений типа «принеси кофе, купи сигарет». В день, о котором спрашивали, пакистанец велел постоять на стреме у подъезда час-другой. Отстояв «на посту» до 21.00, уехал домой. Об убийстве узнал из газет.
Парень сам предложил иранцам за пару пакетов дури вызвать Карима на стрелку. Ее забили на послезавтра в 20.00 в «Кебаб-хюсет» напротив вокзала.
Домой Махмуд пришел поздно, отец в очередной раз обещал выпороть. Ничего нового, кроме того, что он предал товарища. Но разве это сенсация в мире наркомании? Дурь спрятал в акустической колонке стереосистемы. Там уже лежали 87500 крон – остаток от его доли за убийство. Разбогатев, палестинец попробовал героин. Сильная вещь, но дорогая. Первый раз зацепило так, что ай-ай-ай. Второй прошел лучше. Впрочем, и это не новость среди наркоманов. Подросток осознавал, что укорачивает жизнь. Не понимал, правда, насколько.
Глава 11. Ритва
13 сентября
Обходя остров, Смер обнюхал и пометил стратегические столбы и деревья, а хозяин накоротке переговорил с Младко Жоровичем.
– Епископ готов принять нас в пять.
– Очень своевременно. Как к нему обращаться правильно? Ваше Преосвященство?
– Да, хотя в разговоре, как и к любому шведу, обращение только на ты. И еще: здесь не называют священников «отец».
– Понятно. Запомню. Где встречаемся?
– В Домском соборе. Там есть боковой вход рядом со зданием Биржи.
Разведчик завез сына в школу и зашел в здание совпосольства. Записался на прием к послу, заглянул в резидентуру, составил шифровку.
«Тов. Симонову.
Планирую установить личный контакт с «Цельсием» послезавтра. Для создания благоприятной атмосферы подключены деловые и личные связи объекта в церковных и богемных кругах. Прошу разрешения использовать десять пачек табака.
Григ».
Никто не помнил, когда начали именовать пачкой табака одну тысячу единиц местной валюты. Быть может, в годы Второй мировой войны? Тем не менее, термин оставался в ходу до сих пор. В оперативных целях купюры использовались только «чистые», иначе говоря, полученные из Советского Союза. Там их специально отбирали в Центробанке из числа обмененных туристами и командированными. Деньги, полученные посольством в шведских банках, применять в операциях запрещалось. Их могли пометить спецслужбы противника.