Афганский рубеж

Дорин Михаил

В штабе идёт работа по обустройству. Стучат молотки, запах свежей краски из каждого кабинета, а также по коридору быстро перемещаются солдаты и прапорщики.

— Личные дела туда. Печатную машинку сюда. Ты не поняла, дура? — услышал я в одном из кабинетов ворчливый голос.

Проходя мимо, решил заглянуть. Внутри большие стопки бумаг и папок, а вдоль стен ещё пустые шкафы. Уже появилась стойка, как в строевом отделе. За ней кто-то копошится, но лица разглядеть не получается.

Пара солдат расставляет

документацию, пока прапорщик сидит в кресле и пьёт чай. Рубашка расстёгнута, а галстук лежит на столике, на который он положил ноги.

— Чего тебе? — рыкнул на меня «старший» этого кабинета.

— Лейтенант Клюковкин. Задницу оторвите, товарищ прапорщик, и представьтесь, — спокойно ответил я.

— Виноват. Прапорщик Мохнатый.

Бойцы тоже повернулись ко мне и выпрямились.

— Работайте. Кого вы только что назвали дурой? — спросил я.

— Меня… ой! — прозвучал тонкий голосок из-за стойки и глухой удар.

Оттуда выглянула девушка в полевой форме младшего сержанта. Светлые волосы собраны в пучок. Голубые глаза слегка прищурены. Пухлые губы сжаты. Видимо, терпит боль после удара головой.

— Вы не сильно ушиблись? — спросил я.

— Нет… всё же, больно, — начала младший сержант тереть макушку.

— Товарищ лейтенант, а вы лётчик? Из 363й эскадрильи? — поинтересовался Мохнатый.

Фамилия практически соответствует его внешнему виду. Грудь и живот покрыты у него волосами, как у снежного человека. А вот на голове причёска — «мяч в траве».

— Да. Товарищ прапорщик, немедленно извинитесь перед дамой, — громко сказал я.

— Товарищ лейтенант, мы так всегда общаемся. Это нормально, — улыбнулась девушка.

Совсем ненормально! А чего ж только «дурой»? Так и до телесных повреждений недалеко.

— Товарищ Мохнатый, я жду, — повторил прапорщику указание.

— Извините, товарищ Лен… товарищ младший сержант, — выпрямился он и сделал подобие поклона.

— Всё в порядке, — улыбнулась девушка.

Я посмотрел на прапорщика, кивнул в знак удовлетворения и пошёл на выход.

— Товарищ Клюковкин, а вы к нам заходите. Мы вертолётчиков уважаем. Вы теперь с нами будете постоянно работать, — сказал мне Мохнатый.

— Постараюсь, — ответил я, ещё раз посмотрел на засмущавшуюся девушку и вышел в коридор.

Тут уже навстречу мне бежал Батыров. Потерял меня командир звена.

— Саня, меня чуть Енотаев не разорвал. Ты где был?

— Да в строевой заходил. Ты ж командировочные так и не отдал. А надо печати поставить…

— Задолбал, Клюковкин. Вечно ты дурачишься! Пошли, там уже ждут нас.

Прошли до конца коридора и постучались в дверь с табличкой «Командир дивизии».

— Заходите, — разрешили нам войти.

В просторном кабинете присутствовало несколько человек. Енотаев сидел за столом для совещания, а рядом с ним в полевой форме

сидел крупного телосложения полковник. Взгляд суровый, и кулаки такого размера, что могут и с моей головой сравниться.

— Вот и они, Валерий Иванович, — показал на нас Енотаев.

Полковник встал, поправил форму и подошёл к нам. Я считал, что рост у меня средний. Но в сравнении с этим офицером, чувствую себя хоббитом. Димон тоже ощущает неловкость.

— Кувалдин. Комдив. Молодцы, мужики, — протянул он мне руку и крепко пожал её.

Когда он сжимал мне ладонь, ощущение, что она размером со сковородку.

— А теперь покажите, где были духи, подозвал он нас к карте.

Батыров кивнул мне, чтобы я указал полковнику место.

— Вот. Гора Качу. Место очень характерное — площадка хорошая, выступ каменистый. С него и забрали лётчика МиГ-21.

— Угу. Всё. Или что-то ещё? — поинтересовался комдив.

— Само собой. Тут тропа по ущелью. Снизу пошли душманы. Количество заметить не успели, но они явно работали с той группой, которая нас обстреляла первой…

— Которую истребители расстреляли, — добавил за меня Енотаев.

— Угу. Понятно. Всё? — продолжал односложно говорить Кувалдин.

Я посмотрел на Енотаева и не встретил запрещающего взгляда. Значит, один вопрос задать можно.

— Товарищ полковник, у нашего экипажа есть соображения, как нам улучшить качество поисково-спасательного обеспечения.

Лоб у Кувалдина свернулся гармошкой. Он медленно поднял ладонь и почесал слегка небритую щёку.

— Ефим Петрович сказал уже. Я принял. Ещё? — спросил комдив.

Не успел я ответить, как дверь в кабинет открылась, и с улыбкой вошёл ещё один полковник. В повседневной форме, голубые просветы на погонах, а штаны заправлены в сапоги.

— Ага! А я их жду! Мне с вами нужно поговорить, — быстрым шагом вошёл полковник, расстегнул китель и сел в мягкое кресло.

— Я пойду. Дела. Разговаривайте, — сказал Кувалдин и вышел.

Судя по эмблемам, вошедший полковник из авиации. По поведению — из командования, расположенного в Кабуле. А по наградам — фронтовик или замполит. Не такой уж и старый, значит, второй вариант.

— Батыров и Клюковкин, это начальник политотдела 34го смешанного корпуса, полковник…

— Берёзкин Павел Валерьевич, очень приятно. Герои! — подошёл он к нам и поблагодарил.

— Спасибо, нас уже поздравляли, — ответил ему Батыров.

— Так то дивизия, а это из корпуса. И кстати, привыкайте к названию ВВС 40й армии. Скоро 34й смешанный авиационный корпус будет реорганизован. Итак, а теперь расскажите, как сажали борт? И почему мои указания не выполнили.

Так и хочется ему сказать: ерунду ты нёс, товарищ член Военного совета. Послушай мы тебя, и развалили бы вертолёт вместе со спасённым лётчиком.