Афганский транзит
Шрифт:
– Точно, товарищ подполковник, – обрадовано воскликнул гость. – Ну и память!
– Не жалуюсь, – довольный собой, согласился подполковник. – Хотя скажу, нелегко вспомнить. Знаешь, сколько вас, молодых, через заставу прошло? Ого-го!
– Представляю. И все же узнали.
– Ты где сейчас, Суриков? Какими судьбами в наши края?
Суриков вытащил удостоверение и положил его на стол. Мацепуро подвинул книжку к себе, внимательно прочитал текст, поглядел на фото, бросил взгляд на гостя, сверяясь. Потом закрыл
– С тобой все ясно. Сыщик – это хорошо. Что зашел – спасибо. Не забыл, значит, заставу. А там после меня уже три начальника сменилось. Растут ребята. Да и ты уже капитан. Молодец!
– Мне нужна помощь, Савелий Ефимович, – сказал Суриков и смущенно улыбнулся. – К кому еще кроме вас здесь идти?
– Что приключилось? Выкладывай.
– Приехал я без рекламы, а меня услужливо засветили. И сидят на пятках.
– Чем тебя здешние места привлекли? Если не секрет, конечно.
– Для вас не секрет. Наркотики.
– О, серьезное дело! Здесь этого добра хватает. Давно пора приглядеться. У меня к этому дерьму свой счет.
– Значит, поможете. Мне нужно нырнуть поглубже. Уйти с глаз.
– Кто же тебя так допек? – спросил Мацепуро.
– Будто нельзя угадать. Сам товарищ Бобосадыков.
– Так, – сказал Мацепуро жестко. – Моя милиция меня бережет.
– Что моя – это факт. А кого она здесь бережет, надо еще выяснить.
– Докладывай, что задумал.
– Сегодня вечером я скорым поездом выезжаю в Ташкент. Так сказать, сугубо официально. Почетный караул. Оркестр. Провожающие лица…
– Бобосадыков? – спросил Мацепуро понимающе.
– Сам-то навряд ли, но без его людей не обойдется. Он у вас тут царь, бог и воинский начальник.
– А уезжать ты, как я понял, не собираешься?
– Надо уехать, чтобы остаться.
– Понял. Думаю, лучше всего сделать так. Ты сойдешь на ходу за разъездом Акбулак. К этому времени будет уже темно. Там справа канал. Растет густо кустарник тамариск или джангиль по-местному. Рядом дорога. Тебя будет ждать мой вездеход «газон»…
– За разъездом трудно. Там поезд прет накатом. Удобнее до разъезда. На долгом подъеме.
– Если тебя будут контролировать, то до разъезда. Значит, исчезать из вагона на подъеме нельзя. На разъезде остановка две минуты. Твои контролеры там и сойдут. – Мацепуро насупил брови, размышляя. – Сделаем так. Старший погранотряда шепнет машинисту, и тот притормозит на полминуты. Тебе их хватит. Прыгать там мягко – песок.
– Это я сделаю. Мне важно, чтобы сам наряд шороху не наделал. Увидят, кто-то спрыгнул в пограничной зоне, сорвут стоп-кран, огонь откроют.
– Мои не откроют. От них и без огня не ускользнешь. А вот как тебе потом ускользнуть от Бобосадыкова – это уже сам решай.
– Машина ваша, к вам и приеду, – объяснил Суриков свой план. –
– Как тут возразишь, – заметил Мацепуро и тряхнул рыжей головой. – У тебя доброжелателей навалом. Звонил Эргашев, просил помочь, если обратишься. Будто ты сам не мог это сделать по-товарищески.
– Фу ты! – хлопнув в ладоши, сокрушенно сказал Суриков. – А я-то думал, вы меня в самом деле узнали!
Мацепуро расхохотался.
– Эк тебя задело! Да, конечно, узнал. Думаешь, когда Эргашев звонил, он мне объяснял, что капитан милиции из Москвы – бывший солдат с моей заставы? Это я все сам вычислил, когда разговор пошел.
– Ладно, поверю, – согласился Суриков. – А то чего доброго передумаете помогать.
– Врачу не помочь – преступление, – сказал Мацепуро серьезно. – А болезнь здешних мест надо лечить срочно. Прогнил организм власти. Прогнил начисто. Ткнешь, а внутри труха. Развалится все скоро к чертовой матери!
– Не узнаю вас, Савелий Ефимович. Раньше на политзанятиях вы каменной скалой за систему стояли. Вам говорили – сельское хозяйство рушится, что вы нам отвечали? «Да, отдельные негативные явления есть, но не надо их обобщать. В целом наш народ, руководимый и вдохновляемый, ведомый и направляемый…» Так примерно, а?
– Понесло? – спросил Мацепуро отчужденно.
– Зачем же? Просто хотелось, чтобы вы теперь не утрачивали верного представления.
– Я и не утрачиваю. Стою, на чем стоял. Стою твердо. Но вижу, что и где рушится. Вижу, что нет у нас власти дела, а только власть разговоров. Этого мне не запретишь? – и тут же, показывая свое нежелание продолжать, сказал: – Мой газик будет ждать тебя на спуске. Договорились?
Выйдя из здания штаба, Суриков сразу заметил Садека. Тот медленно прохаживался в густой тени платанов, росших над арыком, и явно его поджидал.
– Ты зачем тут? – спросил Суриков удивленно.
– Мало ли что, – ответил Вафадаров неопределенно. – Сейчас прямо к нам поедем. Отец тебя ждет. Прощание хочет устроить.
– Но я, – сказал Суриков растерянно, – далеко уезжать не собираюсь.
– Вот именно поэтому, – перебил его Садек. – Если Юсуф Вафадаров не устроит проводы, то даже зеленая бака – лягушка в хаузе Бобосадыкова не поверит, что гость уехал.
– Спасибо, – растроганно произнес Суриков.
– Спасибо потом, когда дело сделаем. А пока одна просьба. Будет разговор, не затрагивай войну. У отца это больное место. Все, что связано с войной, с наградами, его сильно расстраивает. А тут как назло вчера его друг-фронтовик умер. Особенно наград не касайся.
– Отца что, обошли? – опрометчиво спросил Суриков и сразу понял, что ляпнул нечто обидное, так враз помрачнело лицо Садека. Но ответил он спокойно, ничем не выдавая чувств: