Африка под покровом обычая
Шрифт:
Не каждому писателю здесь удается начать творческую жизнь с Большой литературной премии Черной Африки. Франсуа Эвембе ее присудили в ноябре 1967 года (ему было 29 лет) за роман «На земле мимоходом». Почти три года, до конца 1966 года, ждал Эвембе, отославший рукопись в издательство «Презанс африкэн», публикации своей книги.
Писатель далек от мысли, что вершины литературного Олимпа уже покорены.
— Первый роман всегда остается первым, — резонно рассуждает он. — Важно, чтобы за ним последовали другие, более глубокие, более совершенные, более полезные и нужные моему народу.
Когда я работал над романом, — продолжает мой собеседник, — я задумывался над ролью своего поколения на заре независимости. Эта
«В Яунде Йони рассчитывал на две семьи: Абелеконго для ночлега, Этоли для того, чтобы хоть как-то утолить голод, постоянно грызущий его», — говорится в романе.
Больного Йони никто не принимает на работу. С грубостью и равнодушием сталкивается он в столичной больнице. Отворачивается бывший близкий друг Нквилиага, ставший министром.
— Я не люблю своего героя, — признается Франсуа. — Он очень мало говорит, почти совсем не действует, часто ведет длинные внутренние монологи. Я вычеркнул его из жизни, потому что после всех трудностей, которых он не смог выдержать, логический итог для пего — моральная и физическая смерть. Мой Йони — не положительный герой. Таковым, по-моему, является человек, который во всех ситуациях остается самим собой, и отрицательное в жизни не только не затрагивает его доброго начала, но, наоборот, вызывает его решительный отпор.
Африканскому интеллигенту, получившему образование в колониальных учебных заведениях — на чужом языке, нелегко во всем оставаться африканцем. Его доводы и параллели, образы и метафоры порой невольно черпаются из культуры, неизвестной, а потому и непонятной его соотечественникам.
— Борджиа, ты же — француз, — подсмеиваюсь я над другом, когда он говорит на блестящем французском языке.
И Франсуа, как мальчишка, горячится и начинает спорить со мной. При этом он открывает свою книгу, уверяя меня, что даже на чужом языке можно говорить по-африкански.
Роман Эвембе в карманном издании «Презанс африкэн» занимает всего 111 страниц.
— Я хотел написать короткий роман, — объясняет писатель, — поскольку читатель-африканец не привык читать длинных книг. Кроме того, африканский способ мышления и рассуждений афористичен. Вместо выписывания деталей мы предпочитаем искать слова-ключи, которые могли бы выразить задуманную мысль. Этот прием называется эллипсисом. Если вы случайно попадете вечером в деревенский каз де палабр (хижину для собраний) и услышите беседу стариков, то удивитесь подбору, расстановке слов для выражения той или иной мысли. Вас поразит на первых порах кажущаяся несвязность и отрывочность словоупотребления. Поначалу без привычки вам не уразуметь даже того, о чем идет речь. Часто искушенные в словесных состязаниях старики отказываются от глаголов, применяя в определенном порядке несколько существительных и прилагательных. Сформированная таким образом фраза кажется постороннему человеку несвязной или неоконченной, но у африканцев она вызывает смех и одобрительную реакцию. Передо мной стояла двойная задача — написать короткий роман и придать ему художественную силу, не удаляясь от родных традиций и форм.
Произведение Эвембе необычно. Создается впечатление, что он излишне детализирует поведение и поступки своих персонажей.
— Франсуа, —
— Это смотря с чьей точки зрения, — спокойно возразил он. — Я пишу о нынешней Африке, в которой еще много от вчерашней. Ты живешь в Африке сейчас. Оглянись вокруг. Ты увидишь: то, что тебе кажется натурализмом, для нас реализм, повседневная жизнь. Там, где ты краснеешь, африканец остается невозмутимым. Да и отвлекаясь от того, что ты называешь натурализмом, я хотел бы, чтобы моего героя приняли таким, как он есть, с его слабостями и болезнями.
Через несколько дней после этого разговора Франсуа, которому, видимо, не терпелось доходчиво растолковать мне глубину различий в этике африканца и европейца, забежал ко мне на огонек.
— Владимир, — начал он без всяких предисловий, — ты видел когда-нибудь, как, скажем, у нас на севере или в некоторых южных деревнях люди плюют на фетиш или пытаются угодить плевком в чело ритуальной маски?
Искренне позабавившись моим изумлением, он продолжил свою мысль:
— Подобным образом африканец передает частицу самого себя сверхъестественной силе, старается установить прямую связь с миром предков и заручиться их покровительством… Конечно, теперь не все делают это осознанно, по за каждым таким поступком, за каждым правилом поведения, сколь бы странными они ни казались посторонним, кроются сугубо утилитарные мотивы, если хочешь, логика веков.
В тот момент мне почему-то вспомнился забавный путевой случай в лесной деревеньке близ города Мамфе. Тронутые гостеприимством ее жителей, мы угостили новых друзей русской водкой. Пустую бутылку крестьяне тут же воткнули в землю горлышком вниз — мол, пусть предки отведают несколько капель заморского зелья да и нам помогут, чтобы аналогичные радости впредь повторялись.
Читая «На земле мимоходом», я ощущаю личность писателя, человека, которого люблю за душевность, за искреннее и серьезное отношение к жизни. Франсуа — художник милостью божьей. Внутри весьма скромного домика, расположенного в далеко не фешенебельном квартале Дуалы, развешаны картины, принадлежащие его кисти.
— Ты же художник! — восхитился я одной из них.
— Пустяки, — возразил он. — У меня не хватает времени на живопись. Я занимаюсь ею урывками, как необученный кустарь-любитель. А то, что делается второпях, скорее можно назвать чепухой, а не искусством.
Африканские художники формируются в сложных условиях. Чтобы стать профессиональными творческими работниками, им приходится идти на многие лишения и самопожертвования. Мне вспоминается судьба другого камерунского писателя, Жака Бенгоно, автора книг «Кулу и Зее», «Семь дверей и семь ключей», «Белая куропатка», начавшего путь в литературу с профессии уличного продавца овощей. А драматург и актер Мвондо Второй долго работал в качестве боя — домашнего слуги. Франсуа — не исключение. Он месяцами был без работы, в полной мере испытал нищету и голод. Оказавшись главой и кормильцем большой семьи, он охотился, рыбачил, добывал масло из плодов масличной пальмы, расчищал серпом поля перед посевом (труд мужчин) и псе время писал стихи, а потом романы в родном Криби на берегу Атлантики.
С первым годом независимости у Эвембе связано многое. В памятный 1960 год был организован национальный конкурс поэзии, живописи и скульптуры, на котором был отмечен сборник его стихов. Тогда же ему наконец удалось устроиться в министерстве информации и обосноваться в Яунде. Когда но инициативе писателя Рене Филомба была образована Ассоциация камерунских поэтов и писателей, Франсуа Эвембе стал ее активным членом.
После его переезда в Дуалу в одну из моих командировок он прочел мне несколько глав из нового романа — «Здесь Эссуна».