Африка пятиструнного самурая
Шрифт:
На «Maps.me» были отмечены две церкви в шаговой доступности от набережной, но я нашел аж четыре. Правда одна не действующая, одна на реконструкции, а две другие с охраной при входе и пулеметчиками на стенах. Решил попробовать вписаться в каждой из них. В первых трех у меня смотрели паспорт, а потом выпроваживали. В последней посмотрели паспорт и сказали: «Может быть, подожди». Принесли мне чайку. Я спел военным песенку «One day» и «Аборигенка Маня», чтоб скоротать свое ожидание. Всем солдатам и ментам было очень весело. Один мент, хорошо говорящий по-английски долго листал мой паспорт, задавал вопросы: «Кто? Откуда? Когда прибыл? Почему не идешь в отель? Куда дальше собираешься»? На вопрос, почему я хочу спать
Привели еще несколько ментов. Привели даже главного священника этой церкви. Он объяснил, что внутри ничего не приспособлено для сна, но я сказал, что это не проблема, и что у меня есть пенка и спальный мешок. Самый англоговорящий мент сказал, что никаких проблем, надо только съездить в участок на проверку к «большому начальнику», потом меня привезут обратно, и я смогу переночевать в церкви.
За мной приезжает полицейский фургон с сопровождением из четырех ментов. Я сажусь в него. В конуре для перевоза заключенных очень классная акустика. Едем в участок, играю своему конвою песню «Никого не осталось». Менты веселятся, снимают меня на телефон. Мне весело, ментам весело, водителю весело – всем весело.
Перед входом в участок, меня спрашивают, есть ли у меня нож, я честно отвечаю, что да. Просят на стойке при входе, предъявить нож отдельно, телефон отдельно, паспорт отдельно. Говорят – сдать вещи. Хорошо англоговорящий мент прощается и уходит. Мне указывают на открытую дверь слева от стойки при входе. Я захожу. Дверь сзади вдруг захлопывается и защелкивается. Я оглядываю комнату. В ней много людей, многие молятся. Кто-то развалился на ковре и дремлет. Кто-то сидит на скамейке, погруженный в свои мысли. И все египтяне. Все выглядят не очень. Атмосфера напряженная. Тут я понимаю, куда я попал. Я в камере временного задержания! «This is police station. Wait. Go out tomorrow, maximum», – все, что мне в состоянии сказать один местных заключенных по-английски.
Какого хрена?! За что меня сюда? Могли бы сказать просто: «Нет, в церкви спать нельзя». Я бы дальше пошел, чего спектакль разыгрывать? Сижу, жду уже пять часов, абсолютно не понимая, что делать. В голове постоянно крутится мысль о том, насколько все это нелепо и, что меня точно скоро должны выпустить, я же ничего не сделал! И я белый, я иностранец!
Наконец-то меня вызывают к «большому начальнику». Два мента ведут меня на пятый этаж, по обе стороны держа за руки. Большой начальник вежливо на английском объясняет, что я задержан, потому что в церкви спать нельзя. А я ведь и не спал, только спросил! Задает мне ряд стандартных вопросов: «Кто? Откуда? Когда прибыл? Где ночевал вчера? Куда направляешься? Сколько здесь будешь? Почему ты хотел спать в церкви»? Предъявляю ему все содержимое своего рюкзака. На тюбике с марганцовкой и на складном ножике большой начальник задерживает свое внимание.
– Зачем тебе нож?
– Ну, чтобы резать что-то или чистить фрукты…
– А это что такое?
– Это лекарство-антисептик, от поноса или от порезов. А что такой тип ножей тут запрещен?
– Нет, не запрещен…
Большой начальник смотрит документы, хмурится, сопит. Придраться не к чему. Говорит, что могу покинуть это место примерно через час. Радостный возвращаюсь в камеру, думаю, что ладно, пронесло, как говорится. Заключенные интересуются, что произошло, за что я здесь, и что со мной будет. Сначала пытаюсь на арабско-английском объяснить им, что хотел переночевать в церкви, попал сюда, чего делать не знаю, может быть скоро выйду. Вскоре бросаю свои лингвистические мучения и просто говорю, разведя руками: «Welcome to Egypt»! Юмор поняли, по камере прокатываются отрывистые смешки заключенных.
Проходит
Пытаюсь спать. Меня возвращает в сознание чье-то громкое и веселое: «Good morning»! Хотя до этого «монинга» еще далеко.
– How are you? – спрашивает меня человек в гражданском.
– Bad…
– Why?
– Because I`m here for nothing. It`s ridiculous!
Человек в гражданском пытается преподнести мне ситуацию в позитивном свете, мол, я искал бесплатную вписку на ночь и нашел. Смешно, но так и есть!
– Who are you? – интересуюсь я у «ночного шутника».
– Well, I`m a person…
– Are you agent?
– May be…
– Yes, you are.
К моменту этого разговора всех заключенных выпускают по домам, мне дают банан, воды и впихивают обратно в пустую камеру, вместе с рюкзаком. Говорят, что завтра днем уже выйду. Остаток ночи проходит, как во сне. Я иногда слышу, как за дверью менты начинают бренчать на моем инструменте, стучу кулаками в дверь, требую, чтобы те прекратили. Сволочи, никакого уважения к чужим вещам! В туалет тут выводят под конвоем. Это немного стрессово. Приноровился ссать из окна камеры прямо на улицу! Так им, гаденышам! В такие ситуации, вот именно в такие, я еще не попадал. Буду ждать, посмотрю, чем это все закончится.
15 января.
По крикам: «Аллах акбар»! – доносящимся с мечетей, я понимаю, что наступило ранее утро, рассвет. Из окна камеры этого не видно. Оно, зарешетчатое, упирается почти прямо в стену. Жду, жду, жду. Ничего не пью, ничего не ем – нечего. Три раза просил телефон, чтобы сделать звонок в посольство, три раза мне отвечали: «Five minutes», – только чтобы я от них отстал. Я словно в вакууме. Время течет непонятно как. Не понимаю, прошло пять минут или пятнадцать. Вкрадывается ощущение бессилия. Все, на что сейчас способен мой мозг – это фантастические сценарии диверсии: поджечь ковры, разбить стекло камеры скамейкой и убить всех ментов авторучкой.
Где-то за окном есть дороги, вкусности и море. А здесь, в камере 4 на 7 метров нет ничего, кроме замусоленных и вонючих пледов с коврами. Пытаюсь медитировать, читать мантры. Понимаю, что какой бы несправедливой ни казалась ситуация, я это заслужил. Ничто не происходит незаслуженно – закон причины и следствия. Смеюсь про себя о том, что если уже на второй день в Африке я попал в такое приключение то, что будет под конец путешествия? Чаепитие с динозаврами?
На мои вопросы о «большом начальнике» надзиратель объясняет жестами, что он еще дома и спит. В камеру приводят нового заключенного – молодого парня в нелепом спортивном костюме. Он выглядит очень напуганным, забитым. Пытаюсь с ним пообщаться. Все, что я смог выяснить – это его возраст, 23 года. А по поводу того, почему он тут оказался, его ломанного английского я так и не смог понять. Потом он добавил: «I can`t talk to you. Sit down please». И он принялся читать Коран вслух, немного покачиваясь взад-вперед.