Африканскими дорогами
Шрифт:
— Авторитет этих людей в народе был велик, — заметил Кабрал. — Пока он не был разрушен, нам не удавалось привлечь находящихся под их влиянием этнические группы на нашу сторону.
— Когда же наступил перелом?
— И наша разъяснительная работа и сама логика освободительной борьбы, — ответил он, — привели в конце концов к изоляции реакционной племенной верхушки. К тому же репрессии колонизаторов ширились, затягивая всё более глубокие слои народа. Крепли в то же время и силы национально-освободительного движения. В народе постепенно зрело убеждение, что победа возможна.
Мы разговаривали около двух часов. За окнами дворца было видно уходящее за океан багровое солнце.
—
Устремленность в будущее, помню, поразила меня в Кабрале. Эта черта встречалась мне и у других политических деятелей, придерживавшихся тех же убеждений и взглядов. Как ничто другое, эта особенность мышления обнаруживала истинного патриота и революционера.
Гибель Амилкара Кабрала потрясла весь континент. Он был убит предательски, видимо давно завербованными агентами. Это случилось в Конакри 20 января 1973 года, поздним вечером. Потеря была невозместимой для его родины, для его народа.
Но если Амилкар Кабрал и выделялся силой ума, последовательностью взглядов, твердостью характера, он не был одинокой фигурой. И на его родине и в других районах Африки одновременно с ним боролись люди близких ему взглядов. Они оказались в авангарде африканской истории, поднятые до своей роли колоссальной освободительной волной 50-х — начала 60-х годов, которой были также сформированы и их характер и их убеждения. Это была плеяда страстных противников капиталистических порядков.
Пытаясь ответить на центральный вопрос дня — какими путями идти дальше, африканское общественное сознание вновь возвращалось к старым вопросам: как и когда сложились африканское общество и его цивилизация, чем наполнен его сегодняшний день и что ждет его впереди? Раньше народная мысль искала ответа в прошлом, в древних легендах, но теперь она обращалась за ответом к окружающей действительности.
Кваме Нкрума, скончавшийся в изгнании президент Ганы, был одной из наиболее ярких фигур среди революционно-демократических политических деятелей, писателей, ученых, журналистов континента. В свою бытность в Аккре я видел его и в официальном черном «ролс-ройсе», стремительно несущемся по улицам столицы, и в тесном окружении гостей на приеме, который он устроил в честь годовщины независимости. Мне вспоминается, как Кваме Нкрума в «смоке», этой бедняцкой одежде северных племен, выступал на митинге, и его торжественное появление, в сопровождении глашатаев и музыкантов, на открытии парламента. Могло показаться, что в этом человеке сосуществовали две совершенно различные натуры: философа, погруженного в размышления, и любящего пышность властителя, пылкого журналиста и холодного, расчетливого дипломата, дружелюбного, любящего общество интеллигента и мрачного мизантропа, с подозрением поглядывающего даже на самых близких ему людей из-за нескольких цепей охраны.
Как историк, Кваме Нкрума был глубоко убежден в культурном единстве, в единстве происхождения народов Тропической Африки и отчасти поэтому добивался в своей внешней политике объединения раздробленного империализмом Африканского континента. Как социолог, он видел значительность пережитков архаичных общественных отношений, слабость классового расслоения и надеялся, что это облегчит его родине поиски новых путей развития. Кваме Нкрума — философ с пристальным вниманием изучал работы К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина. Они питали его убеждение, что Африка может миновать капиталистическую стадию развития.
Друзья
Умер Кваме Нкрума вдали от родины. Последние годы жизни он тяжело болел, но не прекращал борьбы за свое возвращение, в которое твердо верил. Ему довелось увидеть, как вновь стал расти в Гане престиж его имени и его идей…
В исканиях мыслителей, подобных ганскому государственному деятелю, и выразился, как мне представлялось, «взрыв сознания», поразительная вспышка общественной творческой мысли на Африканском континенте.
Я не раз говорил о причинах этого явления со знакомыми африканскими журналистами. Один из них высказал мнение, которое показалось мне интересным, перекликаясь с тем, что я и сам не раз наблюдал. Он говорил:
— В любой, даже самой изолированной африканской деревне старики недовольны молодежью, молодежь — стариками, женщины — своим положением. Постоянны споры из-за земли. Это как бы мелкие искорки, но они становятся всё ярче, и их число множится. Начинается цепная реакция социального возбуждения. Она будоражит даже самые заскорузлые умы.
Когда говорят о социалистических, антикапиталистических исканиях в странах Тропической Африки, то обычно связывают их с именами крупных теоретиков и государственных деятелей, таких, как Ахмед Секу Туре, Джулиус Ньерере и некоторые другие. Это справедливо, эти люди внесли значительный вклад в разработку тактики и стратегии преодоления стадии капиталистического развития в Африке. Но, думается, сама их мысль не шагнула бы столь далеко, если бы их теоретические искания не вырастали на почве активной общественной борьбы.
В конце 50-х — начале 60-х годов в народном сознании отчетливо выделился мощный поток идей, по своему характеру светских, не имеющих ничего общего с архаичным мировоззрением. Он возникал на профсоюзных собраниях, партийных митингах, студенческих сходках, где подвергалось обсуждению буквально все — от племенных обычаев до характера государственной власти.
В январе 1960 года в Бамако меня принял старейшина местных политических деятелей Фили Дабо Сиосоко. Встреча состоялась в его доме, на окраине малийской столицы. Я был не единственным посетителем, которого Фили Дабо Сиссоко ожидал в тот день; во дворе, в тени дома, сидели несколько явно пришедших издалека путников. Мой хозяин был окружен славой мудреца, и к нему шли со всей страны, чтобы посоветоваться, попросить о помощи.
В небольшой, скромно обставленной гостиной меня принял уже пожилой, одетый в свободное белое бубу человек. Его сопровождал молодой паренек — ученик. Фили Дабо Сиосоко не видел одним глазом, но второй был внимателен, цепок, светился умом.
Хозяин пригласил меня сесть и 1осведомился, чем может быть мне полезен. Когда я рассказал, что интересуюсь первыми шагами национально-освободительного движения в Западном Судане (Мали), он на минуту задумался, низко опустив голову.
— Вы заставляете меня вспоминать далекие времена, — медленно заговорил Фили Дабо Сиссоко. — В молодости я читал Горького. Поверьте, его было нелегко найти в Бамако. Никогда не забуду романа «Мать». Большой интерес у меня и моих друзей вызывали также публикации III Коммунистического Интернационала. Администрация запрещала их ввоз в колонию, тем не менее мы их доставали через парижских друзей. Марксизм нас волновал, в его идеях мы ощущали громадные возможности.