Африканский квест
Шрифт:
Терракотовый кувшин для вина в складе Рашида!
— Надеюсь, это не испортит вам настроения, — сказала я. — Но помните, Брайерс, вы поделились со мной мыслью, что кто-то другой мог найти это судно; что на рынок поступали вещи, которые вызвали у вас подозрение.
— Помню. Понравиться мне это не может, так ведь?
— Я видела четыре большие амфоры и кувшин для вина, в точности похожий на тот, что вы показывали мне на фотографии — кувшин, который Зубеир взял с затонувшего судна — на складе Рашида Хуари той ночью, когда он простился с жизнью. И совершенно забыла вам рассказать.
— Возможно, сыграло роль то, что вы видели Рашида, висящего вместе с куклами, — сказал Бен.
— Теперь я думаю, не из осторожности ли Рашид выставлял эти вещи на продажу по одной, чтобы никто ничего не заподозрил, а если б и заподозрили, из-за малого количества не стали бы поднимать шум.
— Какие вещи вы видели? Только винный кувшин и амфоры?
— Нет. Золотые украшения, их было довольно много, горсть монет и старый бронзовый меч.
— Плохо дело, Бен, — заговорил Брайерс. — У меня было такое чувство, что эти вещи просачиваются на рынок. Если исчезло много груза, нам будет нелегко привести в соответствие затонувшее судно и мемориальную доску. — Он взглянул на часы и поднялся. — Лара, нам пора идти. Поправляйтесь, Бен. Мы вернемся за вами дня через два и продолжим этот разговор. Лара, я схожу за своими вещами и встречу вас на выходе.
— Бен, мне тоже нужно идти, — сказала я через несколько минут.
— Вас что-то беспокоит? — спросил он.
— Слегка, — ответила я. — Вам знакомо такое ощущение, когда мысль таится в глубине сознания, силишься поднять ее на поверхность, ничего не выходит, и… Монеты, — сказала я, подскочив на стуле. — Монеты. Эмиль. Он искал источник карфагенских монет, которые подрывали его бизнес. За ним повсюду следовала Честити. Она в опасности.
Я побежала к выходу. На улице увидела вытянувшиеся в ряд «тойоты»-внедорожники с работающими двигателями, вещи уже были погружены, члены группы топтались поблизости, водители докуривали сигареты. Ни Эмиля, ни Честити я не видела.
— Хеди, — сказала я, схватив его за руку. — Где Честити?
— На другой стороне улицы с Эмилем, — ответил он, удивясь моему тону.
Они увидели меня не сразу. Честити плакала.
— Я люблю тебя, Эмиль, — всхлипывала она. — И никому не скажу, что ты там был.
Увидев меня, Эмиль схватил ее за руку и потащил к ближайшему внедорожнику.
— Эмиль, не надо! — крикнула я. — Оставьте ее!
У него был пистолет. Он открыл заднюю дверцу и втолкнул ее внутрь.
— Садитесь за руль, — сказал он, указав на переднее сиденье и усаживаясь на заднее рядом с Честити. — Ведите!
Я повиновалась. Въехала на холм, глядя в зеркало заднего обзора, не появился ли Брайерс. Когда выехала на шоссе, ожидала, что Эмиль прикажет повернуть направо и ехать к аэропорту или к алжирской границе, но он велел свернуть налево.
На окраине города мы проехали мимо полицейского, но я вела машину на дозволенной скорости, и он лишь махнул рукой, разрешая проезд. Мы свернули на старую дорогу, а потом выехали на мостовую, тянувшуюся прямо, как стрела.
— Не останавливайтесь, — сказал Эмиль. — Ведите машину как можно быстрее, но смотрите, нет ли полиции. Если остановитесь, ей конец.
Честити захныкала.
Я была почти уверена, что мы едем по Чотт эль-Джерид, пересохшему соленому озеру. По обе
— Что вы делаете? — рявкнул Эмиль с заднего.
— Мне нужны темные очки.
— Достань их из ее сумки, — приказал Эмиль Честити, та нервозно повозилась с застежкой, потом нашла их и протянула мне.
Я взглянула в зеркало заднего обзора. Вдали клубился шлейф пыли. Больше не было ничего. Время от времени шатер-другой нарушал однообразие ландшафта, на севере и востоке виднелась сквозь дымку тонкая коричневая линия Джебель эль Аскер, гор эль-Аскер.
Мы остановились возле берберского шатра у обочины дороги, чтобы взять воды.
— Даже не думайте звать на помощь, — предупредил Эмиль.
Мы даже не вылезли из машины. Через минуту-другую снова пустились в путь. Шлейф пыли как будто слегка приблизился, возможно, мне только хотелось, чтобы это было так. Я молилась, чтобы там ехали Брайерс, полиция, помощь. Я попыталась слегка сбавить газ, надеясь, что Эмиль не заметит.
— Выжмите педаль до отказа, — прорычал он.
В дальнем конце мощеной дороги мы пронеслись через Кебили, остановясь лишь раз, чтобы заправиться. Пистолет Эмиль прятал, но я никак не могла подать сигнала служителю. Я очень надеялась, что кто-то чудом следующий за нами, найдет эту бензоколонку, и тот человек вспомнит женщину, которая вела машину с изящно одетым европейцем и девушкой, сидящими сзади. Я понимала, что шансов на это почти нет, но оставалось только надеяться.
Я не имела понятия, куда мы едем. По моим представлениям, если только я не забыла карту, которую изучала накануне, мы должны были свернуть на северо-восток, к Гафзе, чтобы потом оказаться на хорошей дороге, которая приведет нас к международному аэропорту Монастира или даже Туниса. Но мне казалось, что мы отклоняемся на юг, к Дузу. Зачем это Эмилю, я не знала. Мне казалось, что южнее Дуза нет ничего, кроме песков.
За Дузом дорога становилась все хуже и хуже, в сущности, представляла собой разбитую мостовую с дюнами по обеим сторонам. То и дело приходилось, виляя, переезжать через песчаные заносы. Во рту ощущался вкус песка, песок раздражающе действовал на кожу в дополнение к нервному раздражению. Из-за подъемов и поворотов дороги было не видно, едет ли кто-то за нами. Время от времени я как будто видела оазисы, но уверена в этом не была. Свет играл со мной дурные шутки.
Вскоре даже беспорядочно разбросанные дома и тростниковые хижины стали встречаться все реже и реже. Казалось, мы приехали на край света. Заходящее солнце освещало дюны, окрашивало их сперва в золотистый цвет, потом в розовый, потом в необычный красный, пронизанный желтизной. Создавалось впечатление, что пустыня горит или превратилась в расплавленную, волнующуюся, словно море, лаву. Казалось странной причудой судьбы, что такая опасная, отчаянная ситуация разыгрывается на фоне невероятно красивого ландшафта.