Агасфер (Вечный Жид) (том 1)
Шрифт:
Эти мистические и нахальные разглагольствования еще больше понравились любопытным. Слава о Предсказателе дошла и до Мокерна, и подобное вступление было забавной подготовкой к завтрашнему спектаклю.
Услыхав наглый вызов противника, Дагобер не утерпел и по-немецки же ответил:
– Я немецкий язык знаю... продолжайте же по-немецки... понятнее будет...
Подошли еще новые зрители. Круг их все более и более увеличивался, интерес возрастал, дело обещало выйти забавным.
Предсказатель продолжал по-немецки:
– Я сказал, что вы невежа, а теперь прибавлю
– Ничего!
– хладнокровно заметил Дагобер, принимаясь за стирку другой вещи.
– Ничего?
– продолжал Морок.
– Это немного! Я буду не так краток и скажу вам следующее: когда честный человек вежливо предлагает незнакомцу распить с ним бутылочку, то этот незнакомец не имеет права отвечать на предложение грубостью, иначе он заслуживает хорошего урока!
Пот крупными каплями струился по лбу и щекам Дагобера. Его борода нервно вздрагивала, но он все еще владел собою. Подняв за уголки выстиранный платок, он выполоскал его в воде, встряхнул и принялся старательно его выжимать, напевая сквозь зубы старую казарменную песенку:
De Tirlemont taudion du diable,
Nous partirons demain matin
Le sablre en main,
Disant adieu a...
[Из Тирлемона, чертовой дыры,
мы выступим завтра утром
с саблей в руке,
сказав прости... (фр.)]
(Мы не приводим слишком вольный конец куплета.)
Молчание, на которое обрек себя Дагобер, его душило; песенка принесла облегчение.
Морок, лицемерно делая вид, что сдерживает себя, сказал, обращаясь к зрителям:
– Мы знаем, что солдаты Наполеона были язычники; они ставили своих лошадей в Церкви, оскорбляли Господа по сто раз в день, за что и были справедливо разбиты и потоплены при Березине, как фараоны. Но нам не было до сих пор известно, что Создатель, для наказания нечестивцев, лишил даже единственной их добродетели - мужества!.. Вот человек, оскорбивший во мне избранника Божия и якобы не понимающий, что я требую от него извинения... или... иначе...
– Ну, что же: иначе?
– спросил, не глядя на Предсказателя, Дагобер.
– Иначе я требую удовлетворения. Я вам сказал: я тоже видел войну... верно, где-нибудь найдутся две сабли... и завтра на рассвете... в укромном уголке мы и посмотрим, у кого какая кровь... если только в ваших жилах кровь течет!..
Зрители, не ожидавшие такой трагической развязки, начали уже трусить.
– Драться! Вот глупости!
– закричал кто-то из них.
– Видно, хочется в тюрьму попасть... у нас насчет дуэлей строго!
– Особенно, когда речь идет о простолюдинах или иностранцах, подхватил другой.
– Только попадись с оружием в руках, бургомистр засадит еще до суда месяца на три в тюрьму.
– Да разве вы на нас донесете?
– спросил Морок.
– Нет, конечно, - ответили буржуа, - делайте, что вам угодно... Но мы просто даем дружеский совет; пользуйтесь им, как хотите.
– Какое мне дело до тюрьмы?
– вскричал Предсказатель.
– Дайте мне только сабли достать... так я вам покажу, очень ли я забочусь о вашем бургомистре!
– И
– спросил с полнейшим хладнокровием Дагобер.
– А вот когда одна из них будет у меня в руках, а другая у вас... так и увидите, что я буду делать. Создатель приказывает защищать свою честь.
Дагобер пожал плечами. Сложив в платок все выстиранное белье, он обтер мыло, спрятал его в клеенчатый мешок и, насвистывая свою любимую песенку о Тирлемоне, сделал шаг вперед.
Предсказатель нахмурил брови. Он начинал бояться, что вызов окажется напрасным. Загородив дорогу солдату, он, скрестив руки на груди, смерил его с головы до ног взглядом, исполненным самого дерзкого пренебрежения и заметил:
– Итак, старый солдат разбойника Наполеона годится только в прачки?.. Он отказывается от дуэли?
– Да, отказывается!
– твердым голосом, страшно побледнев, промолвил Дагобер.
Никогда, быть может, не давал он сиротам, доверенным его попечению, наибольшего доказательства своей нежности и преданности. Для человека его закала отказаться от дуэли, позволив безнаказанно себя оскорблять, было неизмеримой жертвой.
– Ах... так вы трус... вы боитесь... сознайтесь в этом!
При этих словах Дагобер уже готов был броситься на Морока, но внезапная мысль удержала его.
Он подумал о девочках и о том, к каким гибельным задержкам и последствиям для их путешествия приведет хороший или дурной исход подобной дуэли.
Гневное движение солдата, хотя и мгновенное, было настолько многозначительно, а выражение его сурового, бледного лица, покрытого каплями пота, было так ужасно, что и Морок, и зрители невольно попятились назад.
Воцарилось глубокое молчание, и внезапно все симпатии оказались на стороне Дагобера. Один из зрителей сказал:
– Ну нет, этот человек не трус!
– Конечно, нет!..
– Иногда нужно больше мужества отказаться от вызова, чем принять его!
– Да и Предсказатель не прав, задирая его таким образом. Это иностранец...
– А если иностранца засадят за дуэль в тюрьму, то не скоро выпустят.
– Кроме того, он не один... с ним две девочки. Разве можно в таком случае рисковать из-за пустяков? Если бы его убили или засадили в тюрьму, что бы сталось с бедняжками?
Дагобер обернулся и взглянул на последнего из говоривших. Это был толстый мужчина с открытым, добродушным лицом. Солдат протянул ему руку и сказал растроганно:
– Благодарю вас!
Немец сердечно пожал протянутую руку.
– Господин, - добавил он, не выпуская руки Дагобера из своей, - право, знаете... пойдемте выпьем вместе по стаканчику пунша... мы заставим этого чертова Предсказателя признать, что он чересчур обидчив... и заставим выпить с вами...
Укротитель зверей, сильно раздосадованный неожиданным концом этой сцены, так как он все еще надеялся, что солдат примет вызов, с мрачным презрением смотрел на зрителей, перешедших на сторону противника. Но затем черты его лица смягчились: сообразив, что ему будет выгоднее скрыть неудачу, он сделал шаг в сторону солдата и сказал довольно любезным тоном: