Агасфер (Вечный Жид) (том 1)
Шрифт:
Феринджи, успевший убедить принца в своей преданности, остался наблюдать за больным.
Габриель, сказав Джальме несколько слов утешения, поднялся к себе в комнату и, ожидая приказаний Родена по поводу отъезда через два часа, не ложился в приготовленную постель. Он слегка задремал в кресле с высокой спинкой, стоявшем у пылающего камина.
Эта комната помещалась рядом с комнатами девушек и Дагобера.
Угрюм, вероятно решивший, что в таком хорошем замке совершенно излишне караулить Розу и Бланш, улегся у камина, рядом с креслом миссионера.
Вдруг дверь в комнату Габриеля тихонько отворилась, и робко вошли молодые девушки. Они поспали и отдохнули, а затем, проснувшись, решили одеться и идти спросить кого-нибудь о здоровье Дагобера, рана которого внушала им беспокойство, несмотря на то, что мадам Дюпон передала им заключение врача, не нашедшего в ней и вообще в состоянии здоровья Дагобера ничего опасного.
Высокая спинка старинного кресла скрывала от них того, кто спал в этом кресле, но, видя, что у ног спящего лежит Угрюм, сестры не сомневались, что они нашли как раз самого Дагобера. Девушки на цыпочках подошли к креслу.
Но при виде спящего Габриеля они страшно изумились и не смели сделать ни шагу ни вперед, ни назад из страха его разбудить. Длинные волосы миссионера высохли и вились крупными белокурыми локонами по плечам. Бледность прекрасного чела еще сильнее выступала на темно-красном шелке обивки. Казалось, что Габриеля мучит тяжелое сновидение или привычка скрывать свое горе невольно изменила ему под влиянием сна. Несмотря на выражение глубокой тоски, лицо его было по-прежнему ангельски прекрасно и кротко; оно было невыразимо прекрасно... а что может быть трогательнее страдающей доброты?
Молодые девушки опустили глаза. Они покраснели и обменялись тревожным взглядом, указывая на спящего юношу.
– Он спит, сестра, - тихо прошептала Роза.
– Тем лучше, - также тихо ответила Бланш, - мы можем им дольше любоваться!
– Идя сюда с моря, мы не смели и посмотреть на него!
– Мне кажется, что это он являлся нам в наших сновидениях...
– Обещая покровительствовать нам...
– И на этот раз он не обманул нас...
– Но теперь мы по крайней мере можем его видеть.
– Не то что в Лейпцигской тюрьме, где было так темно.
– Он снова спас нас сегодня!
– Без него мы бы погибли!
– Однако помнишь, сестра, в наших сновидениях его окружало сияние?
– Да... оно нас почти ослепляло!
– Кроме того, он не казался таким печальным.
– Но тогда он приходил к нам с неба... а теперь он на земле.
– Сестра... что значит этот шрам? Видела ты его раньше?
– О нет!.. мы не могли бы его не заметить.
– А руки... Смотри, как они изранены.
–
– Почему бы нет? Он мог получить раны, защищая или спасая кого-нибудь.
– Ты права... Было бы хуже, если б он не подвергся опасностям, делая добро...
– Как жаль, что он не открывает глаз...
– У него такой добрый, нежный взгляд!
– Отчего он ничего не сказал о нашей матери, пока мы шли сюда?
– Мы были с ним не одни... он не хотел...
– Теперь мы одни...
– А что, если мы его попросим рассказать нам о ней?
Сестры переглянулись с трогательным простодушием; щеки их пылали ярким румянцем, девственные груди трепетали под черным платьем.
– Ты права... попросим его.
– Господи, сестрица, как бьются _наши_ сердца!
– заметила Бланш, не сомневаясь, что ее сестра чувствовала то же, что и она.
– И как приятно это волнение! Как будто нас ждет большая радость!
И сироты, приблизясь к креслу на цыпочках, опустились на колени по обеим его сторонам. Они набожно сложили руки, как на молитву. Картина была очаровательна. Подняв свои милые лица к Габриелю, девушки произнесли тихим, тихим голосом, который был так же свеж и нежен, как и их пятнадцатилетние лица:
– Габриель! Поговори с нами о нашей матери!..
При этих словах Габриель сделал легкое движение и полуоткрыл глаза. Прежде чем окончательно проснуться, молодой миссионер в полусне заметил прелестное видение и, не отдавая себе в нем отчета, любовался молодыми девушками.
– Кто меня зовет?
– спросил он, наконец проснувшись совсем и подняв голову.
– Мы!
– Роза и Бланш!
Пришла очередь покраснеть и Габриелю. Он узнал спасенных им девушек.
– Встаньте, сестры мои, - сказал он наконец, - на коленях стоят только перед Богом...
Сироты повиновались и встали, держа друг друга за руки.
– Вы, значит, знаете мое имя?
– спросил Габриель, улыбаясь.
– О! мы его не забыли!
– Кто же вам его сказал?
– Вы...
– Я?..
– Когда вы приходили к нам от нашей матери...
– Сказать нам, что она вас к нам послала и что вы всегда будете заботиться о нас!
– Я?!
– удивился миссионер, ничего не понимая в этих речах.
– Вы ошибаетесь... Сегодня я увидел вас впервые...
– А в наших сновидениях?
– Да, вспомните, во сне?
– В Германии... три месяца тому назад... Посмотрите на нас хорошенько!
Габриель не мог сдержать улыбки при наивной просьбе девушек вспомнить сон, который видели они. Все более и более изумляясь, он спросил:
– В ваших снах?
– Ну, конечно... и вы нам давали такие хорошие советы...
– Так что и потом, в тюрьме... когда мы так горевали... ваши слова служили нам утешением и поддержкой.
– Разве не вы вывели нас из тюрьмы в Лейпциге... в ту темную ночь, когда не было видно ни зги?