Агасфер (Вечный Жид) (том 3)
Шрифт:
На лице княгини ясно выражались злоба, зависть и гордость победы. (Святоша вспомнила коварную ловкость, с которой она сумела послать на верную смерть дочерей маршала Симона) и надежда на успех новой отвратительной интриги.
Адриенна, не делая ни шагу навстречу тетке, вежливо встала с дивана, сделала полный достоинства поклон и снова заняла свое место, любезно указав княгине на кресло около камина, недалеко от кресла Горбуньи, но с другой стороны.
– Садитесь! Прошу вас, - сказала она.
Княгиня покраснела и взглянула с презрительным удивлением на Горбунью, вежливо
– Садитесь! Прошу вас, - повторила Адриенна.
– Разговор, о котором я вас просила, - сказала госпожа де Сен-Дизье, должен остаться в тайне.
– У меня нет тайн от моей лучшей подруги, мадам; вы можете говорить в присутствии мадемуазель.
– О! я давно знаю, - с горькой иронией заметила княгиня, - что вы не особенно заботитесь о сохранении тайн и очень снисходительны в выборе тех, кого вы называете друзьями... но мне уж позвольте действовать иначе. Если у вас нет тайн, то они есть у меня и я не желаю открывать их при первой встречной...
И ханжа презрительно кивнула на Горбунью.
Оскорбленная тоном княгини, Горбунья отвечала кротко и просто:
– Я не вижу, мадам, никакой унизительной разницы между первой и последней встречной у мадемуазель де Кардовилль.
– Каково! Еще и разговаривает!
– с дерзкой и презрительней жалостью заметила княгиня.
– Да... по крайней мере, отвечает, - спокойно возразила Горбунья.
– Я хочу с вами говорить наедине, - ясно, кажется!
– нетерпеливо сказала святоша племяннице.
– Извините... я вас не понимаю, мадам, - с видом удивления возразила Адриенна.
– Мадемуазель, удостаивающая меня своей дружбой, из любезности согласилась присутствовать при нашей беседе. Я прибавила: из любезности, потому что действительно надо очень любить меня, чтобы согласиться слушать все те благожелательные, приятные, милые речи, какими вы, несомненно, пришли со мной поделиться.
– Но, мадемуазель!
– воскликнула княгиня.
– Позвольте мне прервать вас на минуту, - с самым любезным видом продолжала Адриенна, как будто говоря ханже нечто лестное.
– Для того чтобы вы не стеснялись присутствием мадемуазель, я спешу вас предупредить, что она вполне знакома со всеми святыми гадостями, набожными мерзостями, духовным предательством, жертвой которых я была по вашей милости... Она знает, наконец... что вы мать церкви, каких мало... Могу ли я надеяться, что вы теперь оставите вашу деликатную и столь заинтересованную сдержанность?
– По правде сказать, - заявила, впадая в ярость, княгиня, - не могу понять, сплю я или бодрствую...
– Ах, Боже мой!
– тревожно заговорила Адриенна, - меня беспокоит это сомнение... Не ударила ли вам кровь в голову... вы так раскраснелись... как будто вы задыхаетесь... чувствуете стеснение... тяжесть... Быть может, вы немножко сильно затянулись, мадам?
Эти слова, сказанные Адриенной с очаровательным
– Отлично, мадемуазель, я предпочитаю такой прием... Он мне позволяет не стесняться... говорить прямо...
– Не правда ли, мадам?
– сказала Адриенна, улыбаясь...
– По крайней мере можно откровенно высказать все, что на сердце. А это должно иметь для вас прелесть новизны... Сознайтесь, что вы мне очень признательны за возможность снять с себя маску доброты, набожности и кротости? Вечно носить ее ведь тяжело.
Слушая сарказмы Адриенны, - невинную месть, вполне извинительную, если принять во внимание все зло, сделанное княгиней племяннице, Горбунья чувствовала, что у нее сжимается сердце: она очень боялась этой женщины.
Между тем княгиня продолжала говорить уже хладнокровнее:
– Тысячу благодарностей, мадемуазель, за ваше милое внимание... Я его ценю по достоинству и постараюсь как можно скорее вам это доказать.
– Отлично, отлично, мадам, - весело отвечала Адриенна.
– Сообщите нам это, пожалуйста, поскорее... Я с нетерпением жду ваших новостей... Мне очень любопытно...
– А между тем, - с иронической улыбкой заметила княгиня, - вы и вообразить себе не можете, что сейчас услышите.
– Неужели? Я только боюсь, что ваша наивная скромность вас обманывает, - продолжала Адриенна тем же тоном.
– Право, мало что может меня удивить с вашей стороны. Разве вы не знаете, что... от вас... я жду всего!
– Как знать?
– медленно произнесла ханжа.
– А если... например... я скажу вам... что через сутки... не больше... вы будете нищей?
Это было так неожиданно, что мадемуазель де Кардовилль невольно изумилась, а Горбунья вздрогнула.
– Ага!
– с торжеством воскликнула княгиня при виде изумления Адриенны и продолжала жестким и лицемерным тоном.
– Сознайтесь, что мне удалось вас удивить, хотя вы и говорили, что всего от меня ожидаете... Как хорошо, что вы так повели нашу беседу... Мне надо было бы в противном случае употребить много приготовлений для того, чтобы объявить вам: мадемуазель, завтра вы будете так же бедны, как богаты сегодня... А теперь я могу вам это сказать совершенно просто, наивно... добродушно!
Преодолев свое первое изумление, Адриенна, со спокойной улыбкой, удивившей святошу, проговорила:
– Откровенно признаться, мадам, я удивилась... я ведь ожидала какой-нибудь коварной выдумки, полной злобы, хорошо придуманной низости, на какие вы мастерица... Могло ли мне прийти на ум, что вы придаете такое важное значение подобной мелочи?
– Как? Быть разоренной, совершенно разоренной, и не позже, чем завтра, такой расточительнице, как вы, - воскликнула святоша, - лишиться не только доходов, но и особняка, и мебели, и лошадей, и бриллиантов, и этих смешных нарядов, которыми вы так гордитесь...
– вы называете это мелочью? Вы, привыкшая тратить сотни тысяч, а теперь обреченная жить на нищенское содержание, меньше жалованья ваших прислужниц, вы называете это мелочью?