Агасфер (Вечный Жид) (том 3)
Шрифт:
– У вас, видно, никакого соображения нет? Поезжайте правее, ближе к стене... Свет ваших фонарей поможет вам отыскать эту дверь. Она рядом с домом N_50... Если вы не сможете ее найти, значит, вы пьяны!
– все более раздраженно проговорил голос с итальянским акцентом.
Кучер вместо ответа начал сыпать проклятиями, на чем свет стоит, и хлестнул по измученным лошадям. Он поехал вдоль стены, едва не задевая ее, и изо всех сил таращил глаза, стараясь разглядеть номера домов при свете фонарей.
Через несколько минут экипаж
– Я проехал дом N_50, вот калитка с навесом; здесь, что ли?
– спросил кучер.
– Да...
– отвечал голос, - теперь проезжайте еще шагов двадцать и там остановитесь.
– Ладно... дальше что?
– Теперь слезьте с козел и идите постучитесь в ту дверь, которую мы проехали. Стучитесь так: два раза по три удара. Поняли? Два раза по три удара.
– Это вы мне вместо чаевых жалуете, что ли?
– с сердцем отвечал кучер.
– Чаевые получите хорошие, когда привезете меня назад, в Сен-Жерменское предместье, где я живу... если будете расторопны.
– Теперь еще в Сен-Жерменское предместье!.. Нечего сказать, и концы у вас, - обозленно ворчал кучер.
– А я-то гнал лошадей в надежде поспеть на бульвары к выходу из театров... Эх, черт возьми!..
Затем, решив, что делать, видно, нечего, и утешая себя надеждой на хорошее вознаграждение, он переспросил:
– Так, значит, надо ударить шесть раз?
– Да... Три удара... и подождите, затем опять три удара... Поняли?
– А потом?
– Потом вы скажете лицу, которое отворит дверь: "Вас ждут" и приведете его сюда.
– Черт бы тебя изжарил!
– ворчал кучер.
– У этого проклятого немчуры, видно, дела с франкмасонами, а может, и с контрабандистами, благо мы около самой заставы... На него стоило бы донести за то, что он заставил меня отмахать сюда такой конец с улицы Вожирар!
Однако он аккуратно исполнил поручение и постучал, как ему было приказано.
В это время облака немного рассеялись, и сквозь тонкий слой их мелькнул диск луны, так что кучер мог разглядеть вышедшего на стук человека, среднего роста, в плаще и в цветной фуражке; он запер за собой дверь на ключ.
– Вас ждут, - сказал ему кучер, - я провожу вас до фиакра.
Затем, идя впереди человека в плаще, ответившего ему только кивком головы, он провел его к экипажу и хотел, опустив подножку, отворить его дверцы, но голос изнутри крикнул:
– Не надо... Он не войдет... мы будем говорить через окно... а когда придет время ехать, мы вас позовем...
– Значит, у меня хватит времени сотню раз послать тебя ко всем чертям, - пробормотал кучер.
– Похожу, чтобы хоть ноги размять.
Он начал ходить вдоль стены взад и вперед. Через несколько секунд до него донесся стук экипажа, быстро поднимавшегося в гору и остановившегося немного позади, с другой стороны калитки.
– Ага! Господская карета, - сказал кучер.
– И хороши же лошади, должно быть, если одним духом
При свете луны, выглянувшей в это время, кучер увидал, как из подъехавшей кареты вышел человек, быстро подошел к двери, отпер ее и исчез, заперев ее за собой.
– Вот оно что! Дело-то осложняется. Один вышел, а другой вошел! заметил себе кучер.
И, говоря это, он приблизился к карете, запряженной парой сильных и красивых лошадей. Кучер в плаще с десятью воротниками сидел неподвижно по всем правилам искусства, с высоко поднятым бичом, ручка которого упиралась в его правое колено.
– Ну и собачья же погодка для того, чтобы застаивались такие чудные лошади, как ваши, приятель, - сказал скромный извозчик _барственному_ Автомедону, который остался бесстрастным и немым, как будто не предполагая даже, что с ним говорили.
– Не понимает по-нашему... видно, англичанин... это, впрочем, и по лошадям заметно...
– объяснил себе кучер это молчание и, заметив у дверцы кареты громадного роста выездного лакея, в длинной и широкой ливрее серовато-желтого цвета с голубым воротником и серебряными пуговицами, обратился и к нему с той же фразой.
То же невозмутимое молчание...
– Оба, видно, англичане!
– философски заметил кучер, и хотя происшествие его заинтересовало, но он отошел и возобновил прогулку около своего фиакра.
В это время между человеком с итальянским акцентом и человеком в плаще шел живой разговор. Один продолжал сидеть в карете, а другой стоял на улице, опираясь рукой на дверцу. Беседа велась по-итальянски. Как можно было судить, речь шла о ком-то отсутствующем.
– Итак, - говорил голос из кареты, - значит, решено?
– Да, монсиньор, - отвечал человек в плаще, - но только если орел сделается змеей.
– Итак, когда вы получите другую половину того распятия, что я вам дал...
– Я буду знать, что это значит, монсиньор.
– Старайтесь заслужить и сохранить его доверие.
– И заслужу и сохраню, монсиньор, потому что я преклоняюсь пред этим человеком, который по своему уму, воле и мужеству сильнее самых великих мира сего... Я преклонил пред ним колена, как перед одним из трех мрачных божеств, стоящих между Бохвани и ее почитателями... У него со мной одна задача: обращать жизнь в ничто.
– Гм! Гм!
– сказал голос из кареты не без смущения.
– Эти аналогии и бесполезны, и неточны... Повинуйтесь ему только... не стараясь рассуждать, почему вы должны повиноваться...
– Пусть он говорит, и я буду действовать... Я в его руках, _как труп_, по его любимому выражению. Он видит мою преданность уже по службе у принца Джальмы... Скажи он мне только: _убей_!..
– и этот царский сын...
– Не воображайте ничего подобного, ради Бога!
– прервал человека в плаще голос из кареты.
– Слава Богу, таких доказательств преданности от вас не потребуют!