Агасфер. Чужое лицо
Шрифт:
Снова помолчали, искоса поглядывая друг на друга.
– Ну, что скажешь, Софья?
– А что тут сказать? – вздохнула та. – Захватить корабль, может, и не сложно. Про то говорить не будем. Как – не мое, не женское дело. Одно ясно: начинать надо сразу после стоянки в каком-то порту.
– А почему после, а не при подходе? Или не на отстое, когда половина матросни гулять на берегу будут? – перебил ее Блоха.
– Чтобы иметь полный запас угля и воды на тот случай, если за нами погоня учредится!
Сема, помолчав, крякнул:
– Умная ты, зараза! И вправду умная, Софья! – похвалил он. – Не сказки про твои вольные похождения на пересылках и централах
– А ты сначала бы у меня спросил – я в ваши «иваны» пойду ли? Я б тебе то же самое ответила. О другом я, Сема: ну, захватили вы корабль. Матросиков с караулом и пассажиров – за борт, ясное дело: свидетели вам не нужны. А что потом-то?
– Как – что потом? – не понял Блоха. – Свободка потом, Софья! Нешто тебе в каторгу или в тюремный замок хочется? А ведь туда и попадем, ежели не предпримем ничего!
Блоха вытянулся вдоль решетки, подложив под голову кулаки. Сонька прилегла рядом, со своей стороны решетки, грустно улыбнулась в темноту, протянула руку, ласково потрепала собеседника за колючие, начавшие отрастать волосы на обритой голове.
– Ты чего? – не понял Блоха. – Приласкаться желаешь, что ли?
– И почему вы, мужики, до седых волос мальчишками остаетесь? Почему если и думаете наперед, так не больше чем на день, много два?
– Ты о чем? – опять не понял Блоха.
– Да все о том же, Наполеошка ты мой глупенький! Сколько портов до Владивостока? – не давая времени обидеться на Наполеошку, жестко спросила Сонька.
– Три або четыре. Цейлон, Сингапур, Нагасаки. Иногда, матросы говорили, перед Нагасаки в Гонконг заходы бывали – если угля или воды в Сингапуре мало на борт принималось. А что?
– А ты сам-то не понимаешь? Вот представь себе: заходим в Сингапур. Грузимся там углем, водой, еще там чем – и выходим из порта. А через два-три дня, как с матросней и пассажирами управимся, возвращаемся обратно. Здрассьте, мол, господа англичане! Приютите беглых русских арестантов, которым в каторгу неохота! Экипаж свой и конвоиров мы, извините, перетопили, чтобы не путались под ногами. Принимайте нас! И по берегу в своей рванине, свободой наслаждаться… Так, что ли?
Блоха с тоской выматерился, харкнул в темноту.
– Денег нет, одежды нет, из документов – только «статейные списки», – меж тем ровным голосом, без издевки, скорее печально продолжила Сонька. – И что, по-твоему, Семушка, сделают с нами англичане? А вот что: до тюрьмы не доведут! По морским законам вооруженный захват корабля, сиречь пиратство, имеет одно наказание: петля на шею! Зачем им русские страдальцы-арестанты – своих хватает! Так и перевешают на пальмах.
– Можно на пустынный берег, подальше высадиться, – забормотал не ожидавший такого поворота Сема Блоха. – В Австралию можно уплыть, али еще куда. В Японию податься… А то и в Сингапуре местных пиратов поискать, – оживился он. – А что? Те точно примут! Свои, можно сказать!
– А ты полагаешь, что сингапурские англичане этих пиратов не ищут? Давно ищут, да найти не могут! Эх, Сема, Сема! Но это все во-вторых! А во-первых – сходняк общий провести надо! Выяснить – все ли согласны? Попомни мое слово: не все! Мужика, допустим, «от сохи на время взятого» [19] , на полтора года в каторгу везут – а ты ему вместо 18 месяцев виселицу верную навязываешь!
Блоха поглядел на Соньку уже с ненавистью: у этой умной стервы на все был готов ответ.
19
Так
– Нельзя сходняк по таким вопросам проводить! – сквозь зубы пробормотал он. – Тогда точно гнида найдется, упредит капитана и экипаж… Подготовимся по-тихому, упредим только кого надо. Остальных, когда начнется, кровью повяжем, чтобы не могли уже отступить!
Сонька села, запахнула на ногах серый арестантский халат.
– В той половине о твоих планах знают?
– Откуда? Через караульного передавать? – зло спросил Блоха. – Вот думаю – как попасть туда?
– А вот это я тебе подскажу! – почти весело протянула Сонька. – Есть старый каторжанский способ сменить камеру! Когда «мастакам» [20] в камере обыгрывать некого становится, устраивают драку. В больничке слезно каются перед тюремным начальством: да, мол, картежники! И бьют нас смертным боем за картежные «вольты». Если вернете в старую камеру – до смерти убьют! А какому начальнику охота за убитого под его присмотром бумаги писать? Проще перевести! А можно письмо при проверке начальству подбросить: так, мол, и так: готовится бунт в отделении! И подписаться непременно! Чтобы знало начальство, кого о бунте расспрашивать. Вызовут стукачей – те опять в картежных пристрастиях признаются. Подписку дадут, что готовы стать стукачами – только пусть их переведут в другую половину!
20
Мастаками на тюремном жаргоне называют признанных мастеров – картежных шулеров. «Вольт» в карточной игре – способ незаметно поменять местами плохие и хорошие карты.
– Ловко придумано! – оценил Сема Блоха. – Стерва ты все-таки, Софья! Умная! Дело-то вроде в твоем вкусе, а участия принимать самолично не желаешь. Не при делах остаться хочешь, только советы даешь?
Драки между арестантами в тюремном трюме «Ярославля» были явлением нечастым. Если кого-то и били, то старались, чтобы до корабельного начальства дело не дошло: старший помощник капитана Промыслов в первый же день передал арестантам распоряжение командира: нарушения будут наказываться.
– Разбираться не будем – кто, кого, за что, – зычно вещал Промыслов в проходе между клетками сразу после погрузки, еще до выхода «Ярославля» в море. – Случится драка – на следующий день вся арестантская команда остается без верхней палубы! Без прогулки то есть. Ни помыться, ни бельишко постирать – понятно, да? А когда в южных широтах доктор красное вино распорядится давать для здоровьишка – то и без вина! Ежели у драки будут последствия – смертоубийства там, переломы, сильные ушибы – то наказание может быть увеличено до 2–7 дней. Все понятно, господа варнаки?
«Господа варнаки» тогда особого значения предупреждению старшего помощника не придали: мало их начальство в пересылках да в острогах пугало! Однако не успел «Ярославль» дойти до Порт-Саида, а невольники уже в полной мере оценили ежедневное удовольствие купания под сильными струями воды из брандспойтов. В Суэцком канале в правом трюме случилась небольшая драка, без особых последствий – и капитан сдержал слово: на следующий день, показавшийся арестантам адовым пеклом, на купание был наложен запрет.