Совершенно несекретно

Вот так получилось, что в Кремлёвском дворце съездов я первый раз за обе мои жизни, что в целом неудивительно. В первой жизни я был обычным, хоть и хорошо оплачиваемым трудягой, и такие, как я, сюда по делу не попадали. А во второй, нынешней, моя карьера пока далека от вершин, несмотря на депутатство и неплохую должность в Красноярском крайкоме КПСС.

Также мимо меня прошли всевозможные концерты, балеты и прочие культурные мероприятия, проводимые в этом впечатляющем здании. А сегодня, пройдя со стороны Александровского сада через Кутафью башню и Троицкие

ворота, я, наконец, очутился внутри.

Первая мысль: не зал, а царский дворец! Пространство величиной с футбольное поле, высоченные потолки, сияющий мраморный пол, а окна такие огромные, что через них видны золотые купола кремлёвских храмов. Верхнюю часть стены украшает мозаичное панно с гербами республик СССР. Масштаб и величие этого места словно подчеркивали, как далеко я зашёл… и как далеко мне ещё идти.

Дыхание перехватывает не только у меня. Даже люди, которые по статусу здесь должны быть «своими», стоят, разинув рты, как провинциалы на ярмарке.

— Ой, извините! — пробормотала молоденькая корреспондентка, врезавшаяся в меня своей не по-девичьи настойчивой пятой точкой.

Ага, тут ещё и телевизионщики что-то снимают. Развели суету — камеры штативы, прожектора в ряд выстроены. Девчушка в ярко-красной юбочке и белых сапожках металась между всей этой техникой с микрофоном в руках и кричала в сторону оператора: «Да что ж ты кадр такой кривой ловишь?!» Тот стоял с мрачным лицом и ворчал что-то нелицеприятное себе под нос. Пахнет эфиром, а ещё — явной усталостью съемочной группы.

— Да можете ещё раз толкнуть, я не против, — попытался пошутить я, но про меня уже забыли.

Кругом меня много людей, самых разных: важных, солидных, красивых, исполненных собственной значимостью. Мелькали и знаменитости, некоторые из них знакомы мне по… ну, скажем, другим временам. Вот, например, академик Сахаров. Узнать его было проще простого — он словно вышел из старого документального фильма. Худощавый, с высоко поднятой головой, смотрит так, будто сканирует зал своим знаменитым острым взглядом.

Рядом со мной мои соратники по будущей, надеюсь, депутатской группе. Стоим отдельной кучкой и заметно выделяемся на общем фоне людского потока. Да ещё как выделяемся! Самый мелкий из нас — Серёга Карамчаков, борец из Хакасии. И пусть ростом он едва до моего подбородка дотягивает, но плечи у него такие, будто гири в пиджак запихали. Избрали его, как и меня, от Хакасии. Но это цветочки. Вот рядом — Илья Недолюбко, десантник-афганец. В нем почти два метра росту, да и ширина плеч к росту прилагает. Выглядит так, будто его прямо из бронетранспортёра выгрузили, в пиджак закатали и в зал отправили. А рядом с ним Генка Лешнев, брат моего давнего товарища Витьки Артемьева. Генка — сапёр и орденоносец, тоже афганец. Лицо суровое, взгляд острый, будто оценивает, где поставить очередную мину.

Этих двоих я сам протолкнул в депутаты от Союза воинов-интернационалистов! Да, Союз выдал нам пять мест не без моей помощи! Три отобрали у «Красного Креста», ещё два — у общества «Знание», и это целиком моя заслуга.

Ещё двое из нашей команды, Денис и Слава — не такие исполины, как Генка с Илюхой, но всё же повыше меня будут. Парни прошли на съезд тоже от Союза воинов-интернационалистов, поэтому относятся ко мне с уважением и хотят,

как они сами говорят, быть с нами «в одной команде». Приятно слышать, но всё равно приглядываюсь к ним, мало ли.

А вот пятый депутат от Союза, Демьяненко Фёдор Петрович, сейчас не с нами. Он — человек в годах, старинный товарищ Власова, дослужившийся до полковника, и сейчас стоит где-то в сторонке, зацепившись языком с кем-то из своих бывших сослуживцев. Зная Демьяненко, можно не сомневаться — разговор затянется. Что ж, пусть обрабатывает своих, нам это только на руку.

Но пятёркой я не ограничусь. У меня в голове уже зрел план привлечь в нашу «могучую кучку» ещё двоих. Одного из них я знаю лично — толковый парень. А вот второй… второй — человек Власова. А про предсовмина говорят, что тот не ошибается в людях. Ну что ж, посмотрим.

Съезд только стартовал, а у меня уже хорошие новости: шансы на то, что я окажусь в Верховном Совете, почти стопроцентные! Причём не в одиночку, а в компании с Ильёй и Серёгой Карамчаковым. Система тут такая: в Верховный Совет избирается 271 человек в Совет Союза и столько же в Совет Национальностей. От автономной республики квота — два человека, и нас, как молодых олимпийцев поддержал лично Шенин, так что мы будем в Совете Национальностей, так как на два места — два кандидата. Хотя формально по нашим кандидатурам будут голосовать все две с лишним тысячи депутатов.

Илья же пойдёт от общественной организации — с ним тоже вроде всё предварительно решено. Несмотря на разнузданный разгул демократии, а именно так сейчас оценивают происходящие изменения в стране депутаты, ничего по-настоящему демократического пока нет. Даже голосования будут не тайными. Да и выступающие с трибуны давно определены, а их речи изучены. Может, разве что Ельцин или академик Сахаров осмелились не отдать свои тексты на проверку, но остальным пришлось это сделать.

Я, конечно, не выступаю. Хотя хотелось бы. Нет, не мне лично — это Власов жаждал видеть меня на трибуне. У него какой-то свой план, и я был бы в нём одной из ключевых фигур, но пробить меня в ряды выступающих он всё же не смог. Уж очень плотно расписан этот «парад ораторов». А я — ну, пока что не та фигура, чтобы сдвигать такие глыбы. Хотя в голове крутится мысль: «Если Власов чего-то хочет, то, скорее всего, рано или поздно добьётся». Может, не через трибуну, но через что-то ещё.

Мой новый знакомый Валентин Тутаев — тот самый человек Власова — всё где-то задерживался. Видимо, важные дела или привычка не спешить. А вокруг народ уже зашевелился: депутаты, словно муравьи, потянулись к лестницам и входам в зал для заседаний. Ждать его дальше смысла не было, и я даю команду «по коням»:

— Чё, парни, надо идти, сейчас мандаты раздавать будут!

Рассаживаемся по своим местам, которые у нас, к сожалению, не вместе. Моё — по центру зала в двадцатом ряду. Рядом со мной суровая советская учительница Ирина Евгеньевна уже предпенсионного возраста. А вот слева — совсем другая история: Лена Миндубаева, из Узбекистана. Красивая метиска лет двадцати пяти с миндалевидными глазами, что смотрят тебе будто в самую душу. Невысокая, стройная, и, как выяснилось, прокурор — форменный китель и синяя юбка выдают профессию сразу, вот только в чинах я не разбираюсь.