Агасфер. Вынужденная посадка. Том I
Шрифт:
Его прадед, носивший имя Михаила, служил по военной части, в Саперном лейб-гвардии батальоне, подшефном брату царя Александра II. В 17 лет отправился добровольцем в Туркестанские походы генерала Кауфмана, заработал свои награды – первые и, как потом оказалось, последние. Ордена Св. Анны и Св. Станислава. Впереди была вторая Турецкая кампания – однако Михаил Берг волею судьбы на нее не попал. Случайная встреча в Париже с посланником Эномото, направлявшимся в Россию, положила начало странной для многих дружбы японского вице-адмирала и прапорщика-сапера, делопроизводителя батальона. Ради этой дружбы, чувствуя нависшую над другом опасность, его дед ринулся вслед за врагом Эномото
Прадед, начавший писать дневник во время излечения, в замке монахов-паулинов где-то в южной Польше, подробно описал этот поединок, состоявшийся на крыше вагона мчащегося поезда. Вернее, не ход самого поединка, а свои ощущения нескольких минут перед его началом. Майкл много раз перечитывал это место, пытаясь разглядеть секрет истоков несомненного литературного дарования предка. Прадед сумел несколькими фразами, избегая громких слов и выспренности, передать и юношеский восторг своей решительностью, и прагматичность рассуждений о неизбежном для него финале поединка…
Следующие несколько страниц своего дневника Михаил Берг писал со слов тех, кто сумел его выходить после страшной раны и ампутации левой руки. И не только выходить, но и спасти от гнева царя-самодержца, бросившего на розыск «отступника от присяги» всю мощь полиции империи. Александр Второй не знал, да и не узнал никогда подоплеки и тайных пружин того самого оскорбительного для него поединка «мальчишки» со вторым лицом японского посольства.
Оправившись от ран и последствий обильной кровопотери, прадед Берга остался при монастыре: возвращаться в Россию ему было никак нельзя! В монастыре его нашел посланник Эномото, узнавший правду о поединке и мотивах своего русского друга. Эномото оценил его поступок: за исцеление Михаила и его укрытие он передал в дар паулинам свою катану, хотя по «кодексу самурая» не имел никакого права расставаться с божественным «продолжением своей руки».
Японец несколько раз предлагал прадеду уехать с ним в Японию. И, как понял из эпистолярных иносказаний прадеда внук, ради него несколько раз откладывал свое возвращение на родину, каждый раз мотивируя свою задержку то незаконченными посольскими делами, то начавшейся второй войной России с Турцией. В конце концов, он уехал…
Навещал Михаила в монастыре, всякий раз рискуя карьерой и своим положением, отец его невесты, чиновник высокого ранга по министерству железнодорожного сообщения. А невесте Настеньке так и не сказали, что ее нареченный жив: для нее, как и для родителей прадеда, его друзей и сослуживцев, тот считался пропавшим при невыясненных обстоятельствах. Прадед Майкла в своих дневниках не стеснялся признаться, что всей душой рвался к невесте, что практически ежедневно писал ей трогательные и добрые письма… Но его возвращение могло поставить под удар всех его близких – и он оставался в монастыре.
Там же Михаил Берг приобщился к чтению. Монастырская библиотека паулинов считалась одной из самых богатых в Европе, и, став ее хранителем и главным библиотекарем (а на что еще был годен однорукий инвалид?), предок открыл для себя совершенно новый мир. Мир Знаний.
В монастырской мастерской умельцы-монахи изготовили для Берга «механическую руку» с несколькими сменными наконечниками, и инвалид обрел возможность заниматься и физическим трудом. В летнее время он вместе с другими монахами работал в садах, в механических мастерских, а вечерами читал и беседовал с настоятелем.
Время шло, и предка все больше тяготили монастырские стены. Настал день, когда он пришел к настоятелю и заявил о
У паулинов были обширные связи в Европе и России. Перед тем как Берг покинул Ченстоховский монастырь, аббат снабдил его новыми документами, деньгами и рекомендательным письмом к русскому офицеру-отставнику в Санкт-Петербурге. И вот предок с мадьярским паспортом Михэла Ковача через 16 лет покинул монастырские стены и вернулся в Петербург.
Берг-Ковач не боялся, что его могут узнать старые друзья и сослуживцы. Он рано поседел и выглядел старше своих 35 лет. Он отпустил длинные волосы, а усы и борода неузнаваемо изменили его лицо.
Вышедший в отставку несколько лет назад полковник Главного штаба Андрей Андреевич Архипов жил в небольшом особняке на Васильевском острове. Кроме него, в особняке обитали старый глуховатый солдат-денщик и еще одна прислуга мужского пола – то ли дворецкий, то ли камердинер.
У соседей Архипов слыл чудаком: выйдя в отставку, он увлекся собирательством и реставрацией разной старинной механики, и поэтому никто не удивлялся, что в массивные двери его особняка часто стучали старьевщики со своими тележками, мастеровые с рабочих окраин Петербурга и другие подозрительные личности.
А еще отставник устроил у себя настоящую механическую мастерскую, для чего и установил в подвале дома паровой двигатель. Чтобы шум и стукотня никому не мешали, окна подвала были заложены кирпичом.
В парадную этого дома и постучался осенью 1892 года пришлый мадьяр Михэл Ковач. И получил здесь место брокантора и разъездного агента при чудаке-отставнике.
Со временем Архипов заметил склонность своего брокантора к механике и стал привлекать его к реставрации добытых повсюду шарманок, музыкальных шкатулок и прочих механических диковин. Отметил он и необычайную начитанность и эрудицию молодого помощника, его ярко выраженные аналитические способности. Теперь Архипов и Ковач редко расставались: днем они трудились в мастерской, а вечерами подолгу дискутировали в библиотеке полковника по самым разнообразным предметам.
Шло время, и наблюдательный помощник сделал вывод о том, что причуды его хозяина – не более чем маскировка, «ширма». Выяснилось, что отставка полковника была «липовой», и на самом деле Архипов волею Великого князя тайно возглавлял в Главном штабе разведывательное и контрразведывательное подразделение.
Надо сказать, что в конце XIX – начале ХХ веков разведка в России значительно уступала соответствующим европейским спецслужбам. За рубежом ею занимались статские дипломаты, и лишь на рубеже столетий штат большинства дипломатических российских миссий за рубежом был укреплен военными агентами. Однако отсутствие единого координирующего и управленческого органа разведки зачастую сводило усилия дипломатов и военных агентов на нет.
Что же касается противодействия иностранному шпионажу, то можно смело сказать, что конец XIX столетия в этом смысле был для России провальными. Контрразведка была падчерицей империи. Столицу, Москву, губернские и уездные города наводняли сотни шпионов, сумевших создать мощные разветвленные агентурные сети. На рубеже столетий в ряды прусских, германских, английских и французских шпионов влились десятки и сотни японских разведчиков и агентов: Страна восходящего солнца активно готовила будущую войну с Россией. Десятки отечественных предателей и мздоимцев без помех продавали военные и экономические секреты всем, кто готов был за них платить.