Агата. Фам фаталь
Шрифт:
Вернувшись, не солоно хлебавши, к себе в номер, Бобров с раздражением плюхнулся на кожаный диван в гостиной, взял в руки стопку свежих газет, заботливо разложенных на журнальном столике. Несколько минут полистал, рассеянно блуждая взглядом то по одной полосе, то по другой, но так и не сумел сконцентрировать свое внимание на чтении – отбросил газеты в сторону.
«Если сидеть здесь одному, так недолго и умом тронуться», – посетила его далеко не самая веселая мысль. «Надо пойти хоть с народом пообщаться, может, и отвлекусь, а то совсем зациклился на одном и том же!» – решил Бобров, выходя из номера.
Спустившись вниз, он обнаружил почти всю компанию, собравшуюся
– А вот и Сергей Иванович! – весело приветствовал его Макс, жестом приглашая присоединиться ко всем.
– Я что-то пропустил? – удивленно развел руками Бобров. – Куда это вы собрались?
– Ну, как же, мы же договаривались о пикнике! Разве Вы забыли?
– Ах, да, пикник… Прошу прощения, но как-то совсем вылетело из головы.
– Ну вот, теперь все в сборе, можно отправляться в лес! – бодро скомандовал Эдуард Петрович, подхватывая с пола корзинку, битком набитую всякой снедью.
Все с шумом стали выдвигаться на улицу.
Расположились в сосновом бору, на самом берегу озера. Сначала пили обалденно вкусную Хванчкару и Киндз-мараули с легкими закусками, а ближе к вечеру, когда солнце стало потихоньку закатываться за сосновые кроны, разложили костер и принялись готовить шашлыки. Невероятный аромат жареного на углях свежего мяса быстро распространился по всему побережью, наполнив собой сгустившийся предзакатный воздух.
И в этот момент Бобров увидел Ее. Агата медленно брела по берегу озера, направляясь в сторону потрескивавшего костра, золотые, рыжие и багряные искры которого взметались высоко в небо. Неспешно подойдя к компании коллег, Агата поздоровалась в обычной своей манере, обращаясь как бы сразу ко всем присутствующим:
– Всем добрый вечер!
И потом, втянув тонкими ноздрями воздух и довольно сожмурившись, промурлыкала как бы про себя:
– Ах, как чудесно пахнет…
Бобров во все глаза смотрел на нее, не в силах отвести их от ее загорелых плеч, тонкой длинной шеи, золотистую смуглость которой подчеркивала, надетая на ней, зеленого цвета, в тон глазам, бархотка – ее Агата никогда не снимала; немного острых коленей. Все это открывалось его настойчивому взгляду и тревожило, волновало его воображение благодаря легкому летнему сарафану, в котором была Агата этим теплым августовским вечером.
Шашлыки удались на славу! Такого вкусного жареного мяса Боброву, привыкшему ужинать в не самых плохих столичных ресторанах, уже давно не приходилось есть. Пожалуй, со времен студенческой юности, когда он в компании верных однокашников колесил с рюкзаком за плечами по живописным туристическим маршрутам Крыма и Северного Кавказа… Ах, что это были за годы!..
Еще большая ностальгия по беззаботному юношескому времени навалилась на Боброва, когда Эдуард Петрович взял в руки гитару, мелодичным перебором прошелся по струнам и бередящим самое сердце голосом запел один из старинных, и так любимых Бобровым, романсов:
Очи черные, очи страстные!
Очи жгучие и прекрасные!
Как люблю я вас! Как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я в недобрый час!
Ох, недаром вы глубины темней!
Вижу
Вижу пламя в вас я победное:
Сожжено на нем сердце бедное.
Но не грустен я, не печален я,
Утешительна мне судьба моя:
Все, что лучшего в жизни бог дал нам,
В жертву отдал я огневым глазам!
Сначала он слушал романс, прикрыв глаза и наслаждаясь бархатным голосом Эдуарда Петровича, но когда прозвучали его последние строчки, как будто кто-то острыми когтями провел по сердцу Боброва. «Это же романс о ней, об Агате!» – обожгла его сознание внезапная мысль.
Пусть у нее вовсе и не черные глаза, а изумрудно-зеленые – сути дела это не меняет… В этом романсе, как нельзя более точно, передана магия и колдовское воздействие на него «огневых глаз» Агаты!
И действительно, он, сам Бобров, сейчас находится в таком состоянии, потеряв голову от любви к Агате, что нет в его жизни ни одной вещи, которую он не бросил бы к ее ногам или, как поется в романсе, не принес бы в жертву ее огневым глазам…
А принимая во внимание обстоятельства, при которых он впервые увидел эти глаза (дьявольской силы грозовой ливень со сверкающими молниями и громовыми раскатами вызвал тогда не самые приятные ощущения в душе Боброва – он сразу же припомнил, как его кожа покрылась тогда отвратительной холодной и липкой испариной) можно сказать, что и слова романса про «недобрый час» также полностью сбывались.
Ну, а уж «пламя победное», на котором уже дотла «сожжено его сердце бедное» он имел возможность наблюдать в глазах Агаты далеко не один раз!
В этот момент Бобров посмотрел на Агату и понял, что не один он провел аналогию между старинным романсом и их отношениями.
«Если это только можно назвать – отношениями», – горько усмехнулся про себя Бобров.
Агата смотрела на него прямо в упор и, как в очередной раз показалось Боброву, снова сканировала его мысли. Взгляд ее был долгим и каким-то задумчивым. На этот раз она даже не улыбалась своей самодовольной и снисходительной улыбкой, которую он часто ловил на ее лице исключительно в его, Боброва, адрес. Сейчас же ее глаза как будто даже потемнели и были не изумрудного оттенка, как обычно, а глубокого темно-зеленого цвета. «Вот уж, действительно, омуты!» – подумалось Боброву.
Когда с шашлыками было покончено, и распита последняя бутылка припасенного красного вина, все стали нехотя расходиться по своим номерам, поскольку время было поздним, и многих уже клонило ко сну.
Бобров не стал исключением и тоже, бросив последний взгляд на догорающие угли костра, пошел к себе. Агата самая последняя задержалась у костра.
И как только все разошлись, на поляне у пепелища стали собираться коты и кошки… Их тени выползали из-за кустов, спрыгивали с ветвей деревьев, бесшумно скользили меж травы, заполняя собой все пространство вокруг. Вскоре вся поляна снова ожила, но наполнилась совершенно иными звуками: теперь вместо смеха, песен и переливистых переборов гитары здесь звучало мурлыканье, мяуканье и кошачьи серенады.