Агата
Шрифт:
Тереза умчалась к себе и скоро уже стояла перед матерью. Светлые волосы были собраны в узел и перевязаны красной атласной лентой; платье удивительно шло девушке. У Анны был отменный вкус. Дочерей она растила в строгости и не очень-то их баловала, но когда они подросли, старалась одевать их хорошо и по моде.
Тереза взяла поднос и, сдерживая волнение, постучала в дверь к новым постояльцам.
Вечером, когда Агата вернулась домой, сестры долго шушукались.
– Ну что же ты медлишь, ничего не рассказываешь? – торопила Агата сестру. – Я уже знаю, что у нас остановился граф с дамой. Сроду графов не видала.
– О-о-о! Ты не представляешь, какой он красавец! Такой, прямо не знаю какой! И одеколон у него совершенно невероятный! Граф ушел, а в столовой все еще пахло. Аромат такой… Так летом в поле полынь на солнце пахнет. И табак у него особенный. А у дамы, у Луизы этой, все пальцы в перстнях и шляпа чудная… я таких никогда не видала. Красивая, конечно. И тоже приятно пахнет. Ванилью, сладко так…
– Ты про графа рассказывай!
– Шуба у него необыкновенная. В руках трость, костюм по фигуре, цилиндр. Улыбка очень волнующая. Волосы гладко назад зачесаны.
– А глаза какие?
– Я не рассмотрела – страшно было ему в глаза глядеть, робела я, – но, кажется, светлые. Маменька им лучшие апартаменты отдала. Он тут неделю пробудет, еще увидишь. Больше нечего рассказывать.
– Так уж и нечего? А платье какое у этой Луизы?
– Лиловое, обтягивающее, с глубоким декольте, шаль со стеклярусом, жемчужное ожерелье на шее. Она хотела мне денег дать, но я отказалась, сказала, что не надо, я не горничная, а дочь хозяйки гостиницы. Ей почему-то это показалось забавным, и она засмеялась, хотя что тут смешного?
– Как ты думаешь, это его жена?
– Конечно нет. Что ты как маленькая, право?
– А кто же она ему?
– Подружка, любовница… Нам это знать ни к чему! Какая разница?
– Я просто так спрашиваю. А тебе разве не интересно?
– Завтрак маменька сама им утром отнесет. Сегодня гости изволили откушать в апартаментах.
Как всегда, наболтавшись и насмеявшись, девочки разошлись по комнатам.
Утром Анна встала раньше, чем обычно, – надо было принять у посыльных продукты. Приказчики безукоризненно выполняли ее заказы. Тереза была в училище, и Анна сама отнесла наверх гостям приготовленный Дуней завтрак – кофе, ванильные булочки и горячие немецкие колбаски с горчицей. Подносы с едой взяла у Анны Луиза. И напомнила, что в обед они хотели бы отведать какое-нибудь немецкое блюдо. До полудня из апартаментов никто не выходил. В три часа граф и его спутница спустились в гостиную, пообедали рассольником и айсбайном – блюдом, которое в совершенстве освоила Дуня, жареной рулькой с кислой капустой. На десерт были ананасы. Ужинать граф отказался, сообщив, что после необходимых визитов они с Луизой поедут в «Золотой якорь» – послушать цыган, там и отужинают.
В то время как граф со своей спутницей одевались в прихожей, распахнулась дверь и вместе с морозным облаком в дом влетела Агата. Румяная, без шапки, в расстегнутом полушубке, который придерживала на груди руками.
Его сиятельство замер от неожиданности, удивленный увиденной картиной. Девушка поразила его дивной красотой и неповторимой юной прелестью.
– Маменька! Маменька! Прошу вас, разрешите мне его оставить! Умоляю! Посмотрите, какой он прелестный! – Агата достала спрятанного на
Граф кивнул, продолжая внимательно рассматривать девушку.
Она была потрясающе хороша. Румянец очень шел ее белой коже, распахнутые глаза светились, на пушистых волосах еще не успел растаять снег.
– Маменька, он ведь замерзнет на улице… Непременно замерзнет. Это ничейный щенок. Он был совсем один. Я нашла его возле чайной Семена Медведева. Но это не их собака, я спрашивала. Он очень голодный. Позвольте мне дать ему молока, маменька!
Граф любовался девушкой.
– Агата! Собаку в дом?! Что за мысли тебе приходят в голову? И где твоя шапка? Ты не перестаешь меня удивлять!
Анна была недовольна дочерью. Агата уже успела продемонстрировать гостям свой безудержный характер. Животных нельзя было держать в доме: не всем постояльцам это было по душе. Даже кошку Фросю, к которой все успели привязаться, пришлось отдать в чужие руки.
Граф шагнул к песику. Тот был смущен новой обстановкой, обилием яркого света и уже успел сделать лужицу. Его сиятельство наклонился к щенку, погладил его по мягкой шерстке, дотронулся до черного носа. Собачка лизнула его руку. Агата улыбнулась; ее глаза сияли.
Луиза брезгливо наблюдала за происходящим.
– А ведь он и впрямь премилый! – воскликнул граф. – Очень люблю собак! У меня их больше пятисот. А своему любимцу Лео – редкой умнице – я разрешаю баловаться в доме. Да… Отчего же не оставить этого симпатичного зверя, – обратился он к Анне, – если об этом просит такая прелестная девушка?
– Это моя младшая дочь Агата, – произнесла Анна.
Граф кивнул.
– Вымыть его немедля дустовым мылом, и пока не потеплеет, будь любезна, держи щенка в своей комнате, чтобы никто из постояльцев его не видел!
Анна строго смотрела на дочь. Ей было неловко перед графом за то, что Агата ведет себя как взбалмошная девчонка.
– А я не люблю собак! – наморщив нос, сказала Луиза. – Они грязные и плохо пахнут.
– Едемте, милочка. Мы уже опаздываем, – произнес граф, не скрывая досады.
Глава 6
Вместе с Луизой граф больше не появлялся. На следующий вечер его спутницей стала совершенно другая дама, с черными как смоль волосами и колючим взглядом. В отличие от Луизы, которая смеялась все время, к месту и не к месту, эта дама держала себя очень сдержанно. Имени ее граф не назвал и никак ее не представил. Она быстро прошмыгнула в апартаменты, но на ночь не осталась – около полуночи даму увезла карета его сиятельства.
На следующее утро Александр Николаевич, откушав вкуснейших картофельных кнедликов и выпив кофе, уехал в неизвестном направлении, сказав, чтобы к ужину его не ждали. Однако к вечеру все же явился, попросил хорошего вина и закрылся в номере до утра.
Девочки делились друг с другом впечатлениями.
– Быстро он отказался от Луизы! Какую-то другую себе завел. Разве так бывает? – спросила у сестры Агата.
– Вздор! Глупости! Тебе что, известно, как бывает у этих графов? Нам вообще не следует обсуждать постояльцев. У них своя жизнь. Маменька будет браниться, если узнает, о чем мы с тобой говорим.