Агата
Шрифт:
– Если здесь так опасно, почему ты не приехал вовремя? – спросил я, стряхивая с пальцев капли недопитого чая.
– Да работы много, Андрюх, извини.
– Сегодня же пятница, выходной. Или в арабском мире что-то поменялось, пока я летел?
– Да как тебе сказать?..
– Проспал? – прямо спросил я его.
– Проспал, – виновато сознался он. – Только ты там в посольстве никому не говори, хорошо? Меня консул убьет, если узнает. С дисциплиной у нас в здесь вообще лучше не шутить, а с учетом конкретно йеменских полувоенных реалий и подавно. Впрочем, ты потом сам все поймёшь.
Мы вышли из здания аэропорта и на двух старых,
– Нашей с тобой машине, – сразу поправил он меня. – Мы как самые младшие дипломаты будем делить одну на двоих.
Едва начали закидывать коробки в багажник, нас густо облепили худые чумазые дети и с протянутыми вперед ладошками начали шумно выпрашивать милостыню. Самая взрослая девочка, лет девяти или десяти, бойко улюлюкая на частушечный манер, приговаривала в рифму: «Умми марида, аби ма фиш. Ана мискина, джиб ли бакшиш» 1 . Я зачерпнул в кармане мелочь – сдачу после покупки чая в аэропорту, и уже намеревался вынуть ее, чтобы отдать побирушкам, как Миша меня решительно остановил:
1
Моя мать больна, отца у меня нет. Я бедная, подай мне милостыню. (араб.)
– Даже не думай! Дашь хотя бы один риял хотя бы одному из них, к тебе тут же сбежится толпа в десять раз больше, чем сейчас. Они запомнят тебя на всю жизнь и потом прохода здесь не дадут. А нам, скажу я тебе, как консульским сотрудникам придется часто бывать здесь в аэропорту по роду службы.
– Аллах щедр, он вам подаст! – сказал Миша детям на своем блестящем арабском, показывая пальцем в небо и усаживаясь в машину.
Я быстро последовал его примеру и заблокировал дверь со своей стороны.
– Нет, ты щедр! – не желая сдаваться так просто, прокричал самый грязный мальчик и схватил Лягина за рукав.
– Не богохульствуй! – строго сказал Миша и, освободившись от вцепившегося в его руку попрошайки, тоже громко захлопнул дверь.
Машина резко сорвалась с места. Водителем, как оказалось, он был совершенно отвязным и азартным. Мы на огромной скорости огибали всадников на ослах и верблюдах, гужевые повозки и разваливающиеся на ходу старые автомобили. По обеим сторонам далеко не самого широкого и исправного шоссе, какое мне доводилось видеть, живописно тянулись ряды крошечных домиков, сложенных из неимоверно кривых буро-коричневых кирпичей.
Ближе к торговым рядам на окраине города, к которой мы домчали за полчаса, Мише пришлось сбросить скорость – машин, ослов, верблюдов и даже пешеходов на проезжей части стало значительно больше. Мы двигались все медленнее и медленнее, пока не стали в пробке прямо посреди шумного рынка, широко раскинувшегося по обе стороны от дороги. На обочине перед одним из продавцов были ворохом навалены небольшие полиэтиленовые пакетики с уже знакомыми мне листочками. Судя по ажиотажу, творившемуся вокруг них, это был едва ли не самый востребованный товар на всем огромном рынке.
– Слушай, Миш, а что это за трава, которую они все жуют?
– Ох, спасибо что напомнил! – спохватился он, заглушил мотор и вышел из машины.
К тому моменту, как впереди стоявшие автомобили тронулись, он плюхнулся обратно на водительское сидение
– Это кат, – объяснил он, бросив два из них на заднее сидение, а последний – развязывав и пристроив на бардачке рядом с коробкой передач. – Так, вставляет немного. Угощайся!
Он бросил в рот пару листочков и со смаком перетер их зубами.
– Нет, спасибо, – отмахнулся я. – Это наркотик какой-то что-ли?
– Что-то типа того, – не стесняясь, ответил Лягин. – Но очень легкий. Просто бодрит немного.
Пожалуй, в более интересной ситуации мне в жизни оказываться не приходилось. Мы снова неслись на огромной скорости по разбитой дороге, круто петляющей по городу вооруженных до зубов наркоманов.
Острые хлопки пистолетных выстрелов привлекли мое внимание к маячившей впереди фигуре. Бородатый мужчина средних лет, не очень прилежно прицеливаясь, часто стрелял вглубь узкого переулка. В его руке мелко вздрагивал ТТ. За несколько секунд, в течение которых наша машина поравнялась с ним, я успел рассмотреть, как выставленные в качестве мишеней кирпичи один за другим раскалываются на мелкие обломки под его точными выстрелами. Прямо рядом с ними играли дети.
– Ты видел, что он творит, или нет?! – почти закричал я. – Он совсем дурак, что ли? Там же дети!
Миша смерил меня снисходительным взглядом, смял уже позеленевшими зубами еще несколько листочков ката и успокаивающе проговорил:
– Ничего, привыкнешь… Я такой же был, когда сюда приехал.
Я проснулся от оглушительного азана 2 , возвещавшего о начале предрассветной молитвы. Минарет возвышался на противоположной стороне улицы прямо за высоким бетонным забором посольства, опоясанным по верху двумя рядами колючей проволоки. Поняв, что уже не засну, я вышел на балкон.
2
Призыв к молитве для мусульман, который выкрикивает муэдзин (глашатай) с минарета (высокой башни при мечети).
Жилой дом, в котором я выбрал себе однокомнатную квартиру, располагался в самом отдаленном конце посольского комплекса. Отсюда за небольшим, прилегающим к дому садом были видны посольские волейбольная и спортивная площадки, футбольное поле, бассейн и баня. В небе над ними плавно кружили крупные орлы, высматривая на улицах посольства невероятно расплодившихся здесь котят – свою излюбленную добычу. На горизонте бледно виднелись отроги далеких скалистых гор.
Воздух был свеж и невероятно душист. Плакучие ветви эвкалипта свисали прямо на мой балкон – веник для бани можно было нарвать, не выходя из дома.
Приняв душ и позавтракав оставленными Мишей с вечера продуктами, вышел к назначенному времени на площадку перед домом. Лягин повел меня практически через всю территорию дипмиссии. Мимо старинного дома в традиционном йеменском стиле: «Личный подарок советскому правительству от тогдашнего местного имама», пояснил он. Затем через просторный, полный эвкалиптов сквер с фонтаном посередине: «Раньше здесь вместо фонтана стоял памятник Ленину». Когда мы приблизились к невысокому двухэтажному зданию, частично выступавшему за бетонный забор посольства, он сказал: