Агент абвера. Повести
Шрифт:
Особо доверительную беседу Канарис имел с начальником Валкской и Стренченской разведшкол майором фон Ризе.
— Ваши учебные заведения будут готовить агентов для всех разведорганов группы армий «Север», — наставлял Канарис майора фон Ризе. — Доверие оказываем вам большое, учтите это. В помощь вам дали опытного специалиста по Прибалтике капитана Шнеллера. Настоящее его имя — барон фон Шиллинг. Порою это баронство кружит капитану голову, но я уверен, что вы сумеете держать его в руках и хорошо сработаетесь.
Канарис внимательно посмотрел на вытянувшегося перед ним
— Учтите, я сам буду контролировать вашу работу.
Это прозвучало почти как угроза. Майор фон Ризе побледнел. Он достаточно хорошо знал характер всемогущего руководителя абвера, чтобы понять: спуску не будет. Спросят за малейший промах. И горе ему, если не сумеет добиться успеха.
Канарис, до этого стоявший у окна, вернулся к столу, сел в кресло и махнул рукой, давая понять, что разговор — закончен. Майор фон Ризе щелкнул каблуками, круто повернувшись, вышел из кабинета. Спустившись на первый этаж, он взял в канцелярии досье на Шнеллера.
Барон фон Шиллинг, получивший в абвере псевдоним «капитан Шнеллер» (Быстрый) за крайне медленное продвижение по службе, родился в Прибалтике и имел родовое поместье под Либавой. После первой мировой войны Шиллинги репатриировались в Германию.
Когда гитлеровцы захватили власть, фон Шиллинг, как знаток Прибалтики, был приглашен сотрудником в абвер. Он с радостью взялся за дело, сулящее большую карьеру.
Но старания Шнеллера не были замечены. Другим и за более скромные успехи давали чины, ордена, а он в свои пятьдесят лет так и оставался рядовым работником абвера.
«Н–да, с этим обиженным придется быть настороже, — размышлял майор фон Ризе. — Он попытается подсидеть меня». Фон Ризе не боялся внезапно появившегося соперника. Нет, он умел делать карьеру, имел связи в верхах и занимал прочное положение, ему прочили большое будущее. Но все же выполнять ответственное задание, ежеминутно ожидая подвоха от своего помощника, — это очень неприятно. И еще не познакомившись со Шнеллером лично, фон Ризе невзлюбил его. В самом скверном состоянии духа майор выехал из Риги и в Валке принял Шнеллера с большой неприязнью.
Глава четвертая
«СОЛДАТ ФЮРЕРА»
Когда наступили теплые погожие дни, в лагере появился новый человек. Рослый, упитанный, пышущий здоровьем и силой. На смуглом холеном лице — выражение брезгливой внимательности. Одет в отличный гражданский костюм, в белоснежную сорочку с галстуком.
— Это что еще за франт сюда пожаловал? — недоумевали пленные.
— Видать, начальство какое–то прикатило…
— А чего ему, начальству, смотреть здесь? Как люди заживо гниют, поглядеть хочется? Ну, пусть походит, понюхает…
— Тихо вы! Это из международного Красного Креста представитель. Обследовать будет…
— Как же, обследовал один такой. Сам не захочет, да и немцы не пустят…
Долго толковали заключенные, стараясь понять, чем вызвано появление франтоватого господина, но вскоре все разъяснилось. Полицейские согнали пленных к столу, за которым расположился незнакомец, и тот без обиняков сообщил:
— Моя фамилия Плетнев.
— Гад, фашистам продался! — полоснул истошный крик из толпы.
— Не продался, а перешел на службу, — невозмутимо возразил Плетнев. — И не к немцам, а в нашу русскую армию, которая несет новый порядок в Россию!
— Муки и слезы несешь ты России! — не унимался все тот же голос.
Плетнев кивнул полицаю, и тот ринулся в толпу. Но люди лишь плотнее прижались друг к другу. Тогда на них со всех сторон налетели охранники. Замелькали дубинки, посыпались удары… Вскоре перед Плетневым стоял совсем еще молоденький младший лейтенант с залитым кровью лицом. С минуту поглядев на него, Плетнев сказал:
— Вот так и мутят вас евреи да комиссары. Но с новой властью шутки плохи. Увести его!
Затем как ни в чем не бывало Плетнев продолжал разглагольствовать о различных благах, которые получит тот, кто согласится стать пособником гитлеровцев. Толпа пленных угрюмо молчала.
— Вы гниете здесь заживо, и ничто не спасет вас, — надрывался Плетнев. — Сами не сдохнете, так немцы убьют. А во имя чего? Покойнику идеи ни к чему. Вот поглядите на меня. Шиву как человек, а после победы еще лучше шить буду. Немцы Москву взяли, Ленинград у них, к Волге подходят. На что вам надеяться? До своих не добежите, а если и добежите — так лучше не будет, все равно расстреляют за измену. Докажи там, что не добровольно в плен сдался. А я вам жизнь предлагаю. Да еще какую! Водки, баб, жратвы — всего вволю будет. А ну, кто желает жить весело, сытно, подходи!
Дудин с ненавистью и омерзением слушал предателя. Он хорошо и давно знал Плетнева, тоже бывшего царского офицера, с которым когда–то учился в инженерном училище. Сын надзирателя царской тюрьмы, он с детства привык угождать власть имущим, презирать «черный люд». Получая погоны, Плетнев клялся на верность царю. А в октябре семнадцатого года ему показалось выгоднее стать на сторону победившего народа.
Поступив на службу в Красную Армию, Плетнев всячески открещивался от своего прошлого. Но в душе он оставался все тем же — человеком без стыда и совести, растленным и беспринципным. Дудин знал, что Плетнев был с позором выгнан из Красной Армии за какой–то неблаговидный поступок. А теперь вот объявился, немецким прислужником стал. И Дудин не выдержал.
— Вопрос есть, — громко сказал он, не выходя из толпы.
— Давай, — откликнулся Плетнев.
— Ты, собственно, какую работу предлагаешь? К Власову идти или в полицейские?
— Глухой, что ли? Не слышал, что я говорил: в русскую освободительную армию. Полицаев и без вас хватит. Вы же все офицеры, военная косточка. Будете и у нас командовать, а покажете себя — особое доверие оказано будет.
— Какое еще такое особое доверие? — настаивал Дудин. — Ты говори толком. Куда людей вербуешь?