Агент абвера.
Шрифт:
— Ах, какой вы молодец, Никулин! Как я рад, что вы вернулись! Признаться, я очень опасался за вас, ведь вы уже немолоды. Мы с вами примерно одного возраста, не так ли? Но, — тут капитан Фиш многозначительно поднял палец, — старая лошадь не портит поля! Так, кажется, говорят русские? Многие молодые не справились с заданием, а вы показали себя молодцом, героем, настоящим Зигфридом. Вы получите награду. Поздравляю вас.
Николай Константинович делал вид, что бесконечно рад встрече, терпеливо выслушивал похвалы абверовца, который буквально рассыпался
— В Псков, — скомандовал Фиш шоферу.
Машина тронулась с места, несколько километров прошла по разбитой прифронтовой дороге, затем вырвалась на асфальтированное шоссе и, набрав скорость, понеслась на запад. За окном мелькали перелески, мокрые луга, речушки.
Почти не сбавляя скорости, проезжали через деревни. Ближе к передовой их буквально наводняли гитлеровские войска. Бесчисленные повозки, машины, орудия, солдаты…
А машина все мчалась по гладкой дороге на запад. Красноречие Фиша иссякло, он успокоился и, поудобнее устроившись, смотрел на раскрывающиеся перед ним картины. На лице его по-прежнему играла радостная улыбка.
Никулин исподтишка наблюдал за Фишем и настороженно думал, что предпримет этот человек, когда начнет проверку доставленных сведений. Поверит ли? А впереди еще Псков, встреча с начальником “Абверкоманды-104” подполковником Шиммелем. Николай Константинович вспомнил предупреждение генерала Быстрова: “Вас будут проверять, провоцировать самые различные люди. Каждое ваше слово будет тщательно анализироваться. Надо собрать все нервы в комок, но выдержать”.
“Собрать все нервы в комок, но выдержать”, — мысленно повторил Никулин.
Глава шестая
Лиса идет в западню
Шиммель принял Николая Константиновича очень сдержанно. Поубавилось приветливости и у Фиша. Теперь он был сугубо официален.
— Как самочувствие, господин Никулин? — спросил Шиммель.
— Благодарю вас, господин подполковник, хорошее.
— Ну и славу богу, так, кажется, говорили в старое время в России?
На лице его появилась гримаса, и трудно было понять, что она изображала — доброжелательную улыбку или брезгливость.
— Многие и сейчас так говорят, — сдержанно ответил Никулин.
— Разве в России до сих пор верят в бога?
— Есть и верующие, а многие так говорят по привычке.
Шиммель явно не торопил Николая Константиновича с докладом. Отвлекая его внимание, он готовил неожиданный вопрос по существу. Метод, знакомый всем следователям мира, несмотря на свою тривиальность, нередко давал хорошие результаты, когда приходилось иметь дело с плохо подготовленными и слабонервными людьми, и Шиммель знал это.
Поболтав несколько минут о том о сем, Шиммель пригласил Николая Константиновича пройти в смешную с кабинетом комнату. Там был накрыт обеденный стол. Уловив вопросительный взгляд Никулина, Шиммель предупредительно ответил:
— О деле потом. Вы сегодня устали.
Никулин понял маневр Шиммеля. “Попытается споить, — пронеслось в голове. — Старый прием”.
— Я, господин подполковник, дьявольски проголодался, — сразу же подхватил Фиш. — Уверен, что и господин Никулин не откажется. Я ведь так быстро приехал за ним, что он едва ли успел перекусить.
На лице капитана Фиша снова появилась радостная улыбка, как и при встрече с Николаем Константиновичем в штабе дивизии. Но, уловив холодный взгляд Шиммеля, он вновь сухо поджал губы.
Обедали почти молча. Изредка Шиммель задавал какой-нибудь вопрос или поднимал тост за фюрера, за победу великой Германии, за успехи Никулина. Приходилось пить. Шиммель не сводил глаз с Николая Константиновича и, когда ему показалось, что хмель начал действовать, перешел к допросу:
— Мне доложили, господин Никулин, что с вами грубо обращались солдаты, которые встретили вас. Но ведь вы сами виноваты. Почему перешли линию фронта не там, где мы условились? Зачем отклонились от маршрута? К тому же вы и опоздали… Это могло стоить вам жизни. Не так ли?
Никулин насторожился, почуяв ловушку. Когда контрразведчики разрабатывали для него легенду, то приготовили и версию для оправдания задержки. Нужно было сообщить немцам, что проход, по которому он собирался возвращаться, перекрыт. Там, дескать, расположилась какая-то часть. Вот он и свернул в лес. А там полно солдат. Пилили сосны, устраивали завалы. В лесу видел много техники, особенно танков. Разведать подробнее не удалось: русские чрезвычайно тщательно охраняют район от высоты Шварцкопф до излучины реки Черной.
Так Никулин и доложил. Внимательно выслушав его, Шиммель замолчал, испытующе глядя на Николая Константиновича. Сообщение о концентрации крупных сил в направлении города Котлы и было тем крючком, на который советское командование хотело подцепить фашистов.
Шиммель молчал, помешивая ложечкой кофе. Никулин старался по его лицу определить — поверил или нет. Но на лице абверовца словно застыла непроницаемая маска. Помалкивал и Фиш. Обед закончился в тягостном молчании. Наконец Шиммель поднялся из-за стола.
— Так что ж? Доклад вы уже начали, господин Никулин. Продолжим, пожалуй, в кабинете.
Подполковник подошел к стене, завешенной плотным материалом, раздвинул занавес. Никулин увидел такую же карту, какая висела и в кабинете генерала Быстрова. Только надписи здесь были на немецком языке.
— Доложите о выполнении задания подробнее, — потребовал Шиммель.
Фиш взял со стола блокнот, поудобнее устроился в кресле возле карты и приготовился записывать.
Никулин внимательно рассматривал карту, делая вид, что вчитывается в отпечатанные латинским шрифтом названия. А сам тем временем продолжал обдумывать, как преподнести немецким разведчикам легенду, полученную в контрразведке.